Сергеевич Клеванский - Земля, которой нет

- Мне всегда было любопытно, - продолжил спутник, когда мы возобновили шаг. - Что может побудить отказаться от олицетворения мечты.

- Очень просто, - пожал я плечами. - Я мог отказать и я отказал. Я просто сделал то, на что были способны лишь двое землян и неспособны тысячи териальцев.

- Она отомстит, - резонно заметил старик. - Страшно отомстит.

- Как и любая брошенная или неудовлетворенная женщина, - философски заметил я. - Но сейчас меня волнует лишь следующий бой.

Старик хмыкнул и взмахом руки открыл дверь, позволяя мне пройти к плацу.

- Да - хороший боец, - бросил он мне в спину и поспешил удалиться, оставляя меня в обществе сабель и еще двух гладиаторов.

Поприветствовав своих товарищей по плацу кивков головы, я поспешил на свое место. Во всяком случае, так его называл я, потому как сложно считать своим кусок стены, который весьма удачно навис над пропастью, где простиралась лишь облачная долина и ничего больше.

Сегодня я, наконец-то, собирался погрузиться в тренировку, о которой мне намеками рассказывал Добряк. Когда-то давно, сидя у костра, он спросил у меня - что важнее, следить за движением меча противника, или за движениями его рук. Тогда я овтетил что рук. Добряк, усмехнувшись, огрел меня прутиком из-под шашлыка, и сообщил что важнее всего - дышать. Будьте уверены, я с гордостью заявил, что даже младенец умеет дышать. На что мне сообщили, что я вообще ничего не умею и пора бы уже начать ночную практику.

Сейчас я уверен в том, что старый, сумасшедший маньяк был прав. Я не умел дышать.

Немного постояв, я вновь ощутил это, теперь уже родное чувство, когда воздух превращается в батут. Легонько спружинив ногами, я как по ступеням, невидимым для глаз обычного человека, взлетел на стену. Отложив в сторону сабли и усевшись, скрестив ноги по-турецки, я прикрыл глаза, втягивая воздух полной грудью.

Двое других бойцов сейчас изнуряли себя выматывающими тренировками. Они растягивали связки, нагружали мышцы бессчётным количеством взмахов своим оружием, приседали, бегали, поднимали и опускали тяжести, отрабатывали финты и приемы, я же лишь дышал. Дышал свободно, полно и легко.

Почти три месяца адских, нечеловеческих тренировок научил меня лишь одному - никогда не забывать дышать. Когда мы корчевали столбы из песка, наши спины и ноги, стали сильнее чем у любого, кто носит ростовой тяжелый доспех. Когда сотни раз отжимались и подтягивались, наши руки и грудь, стали жестче, чем у акробатов в балагане Алиата. Когда сражались с тенью и отражениями самих себя, наше чувство боя превзошло даже волчье. Так к чему же тренировать свое тело сейчас, когда с ним могут сравниться лишь те, кто прошел через те же испытания.

О нет, я не тратил драгоценные песчинки времени на бесполезные упражнения. Я только дышал. Сейчас, сидя на стене, чувствуя перед собой дрожание ветра, это было легко. Но когда обливаешься потом, когда кровь заливает глаза, а мышцы сводит через каждой мгновение, дыхание превращается в пытку. И поэтому было важным, не забывать это делать.

Когда вражеский клинок настигнет меня, я должен буду дышать. Когда судьба обрушит на меня все свои тяготы и беды, я должен буду дышать. Когда сама бездна распахнет свою пасть и изрыгнет тварей и демонов, я должен буду дышать. Я никогда не должен забывать дышать, ведь я в дыхании жизнь. Пока я дышу - я жив.

Так я сидел на стене, наслаждаясь опустившимся покоем и шепотом ветра, рассказывающим мне самые невероятные и невозможные истории о землях, которых попросту нет. Вокруг суетились служащие, гвардейцы, гладиаторы, а я просто сидел, слушая ветер. День, три, девять, я не знаю сколько так провел. Но, уверяю вас, за это время, когда бездна вглядывался в меня, а я смотрел лишь за линию горизонта, бывший наемник научился куда большему, чем мог обучиться, таская тяжесть. Он научился дышать.

Алиат, где-то во вдорце

В комнате, где неподвижно лежал северянин, сжимающий клинки, было тихо. Тихо и пусто. Лишь изредка, когда этого нельзя было даже заметить, колыхался шелк, занавесивший открытые окна. В эти редкие моменты, будь в комнате хоть кто-то, он бы увидел, как в саду колышется тень.

Она то дрожала на ветру, незримо будоража спящие цветы, то устремлялась в бешеный полет, заканчивающийся рассеченным на двое листком. Тень маленького человечка, вернее - почти человечка, не замирала на мгновение, она всегда находилась в движении. Удар, выпад, снова удар, и вот очередной лепесток падает на землю, оказавшись пронзенным простеньким кинжалом, больше похожим на походный нож. И пусть это было простенькое орудие, даже не оружие, но тень очень дорожила им, ценя больше, чем легендарные клинки, вывешенные по стенам во дворце визиря.

Шелк дрогнул в очередной раз, но тень исчезла. Она, словно ужик, юркнула в помещение и уселась на стул рядом с кроватью, где лежал северянин. Стул уже давно и бесповоротно пропах послевкусием женских духов, а именно - лавандой. Впрочем, это не смущало маленькую тень.

- Сегодня они снова придут, - прошептала она, доверительно склонившись к уху мужчины. - Но Ахефи их обязательно прогонит. Ахефи может, он уже трижды их прогонял. Но они все приходят, а Ахефи никто не верит, потому что они умные, они никому не показываются.

Тень откинулась на спинку стула и повернулась к окну, выставляя перед собой свое грозное оружие.

- Ахефи готов к битве. Ведь только Ахефи может победить Тима Ройса, так ему пообещал сам Тим Ройс.

И они пришли, но у этих бесплотных, грозных теней, словно отбрасываемых оскаленными монстрами, не было и шанса устоять перед тенью маленького "почти человечка", чья грозность и отвага не уместились бы даже в теле великана.

Тим Ройс

В комнате, где когда-то стояло чуть больше, чем полсотни человек, осталось лишь трое. Один из них - грозный гладиатор, редко когда открывающий рот, но при этом владеющий водой на таком уровне, когда начинаешь сомневаться в её безвредности.

Второй - чуточку депрессивный юноша, лет двадцати пяти, орудующий булавой, крутя её словно вентилятор лопастями. Под его властью находилась земли, и упаси вас светлые боги, усомниться в способностях этого человека. Третьим, как несложно догадаться, был я.

Мы сидели на скамейках, чуть поодаль друг от друга, но не так чтобы между нами лежали пропасти. Просто, сколь не был бы тренирован и даже "трамбован", довольно сложно спокойно воспринимать человека, который, вскоре, либо убьет тебя, либо ты его. Это была даже не неловкость, а чувство сожаления.

Между нами не звучало ни слова, вот уже как две, а может и три недели. Каждый был погружен в свои мысли. Мечник спокойно втирал белый порошок в ладони. Юноша, зависнув, на автомате щелкал заклепкой доспеха, то закрепляя её, то вновь расстегивая. Я же свистел. Вернее, пытался насвистеть хоть какую-нибудь мелодию.