Евгения Гордеева - Транзитом через Хоминибус

Шангин, стараясь не показывать Турасовой своего недовольства и некоторого недоверия, вызвал эксперта и передал тому пакет с ножом. Ему очень хотелось спросить эту, теперь ставшую и ему неприятной, женщину, зачем она так целенаправленно подставляет телохранителя своей хозяйки? То, что Дросса пытаются сделать козлом отпущения, он понял сегодня утром, как только проснулся.

Да, конечно было бы здорово раскрыть заговор младшего Кретова и Дросса против Екатерины Павловны. И мотив у брата был: весьма приличное наследство и вечные скандалы с авторитарной сестрой. А у охранника возможность была… Но, всё в этом деле было слишком. Слишком просто. Слишком наивно. Слишком предсказуемо. Кому выгодно? Брату! Единственному наследнику. Кто мог убить? Телохранитель! Который, как выяснилось, охранял тело хозяйки не только днём, но и ночью. Неплохой бонус к приличной зарплате, надо сказать. Теперь вот: орудие убийства, найденное садовником, но не обнаруженное оперативниками.

Это как же надо было додуматься спрятать нож в дупло? Не смыть кровь и подсунуть на кухню? Или не выкинуть его по дороге? Если только убийцей всё-таки был Дросс. Не подкинуть его тому же Ларионычу? А ещё местами влажная одежда трупа не давала Антону Михайловичу покоя.

— Антон, эта тётка врёт! — Лейтенант только что вернулся от экспертов и принёс новые сведения. — На ноже только её отпечатки пальцев!

— Как определили, что её?

— На пакете взяли. И кровь… странная.

— В каком смысле?

— Она не принадлежит Кретовой!

— М-да?

— Скорее всего, это кровь её близкого родственника!

— Максима? Бред!

— Вот и я о том! Кроме того, кровь достаточно старая… в смысле, не свежая.

Шангин задумчиво переваривал полученную информацию. Простое, можно сказать — очевидное дело, приобретало некий мистический налёт. У него даже мысль шальная возникла, что Максима убили тоже, как и Екатерину Кретову. А парень, который выдаёт себя за брата, совсем другой человек! Что все в том доме в сговоре: и телохранитель, и кухарка, и садовник, и прочие… Но бдительный Призорный тут же вернул его на верный путь, подкинув идею спровоцировать настоящего преступника на необдуманный поступок.

— Надо бы эту кухарку ещё раз допросить, — вторя его мыслям, сказал лейтенант. — Кстати, частицы древесной коры на ноже имеются, а вот пальчиков садовника нет.

— Может, он в перчатках был? Но Турасову допросить всё равно надо. Давай, Лёня, дуй за ней!

Приступы бурной деятельности у Анжелы начинались после очередного облома с новым мужиком. Темпераментная медсестричка так неистово набрасывалась на свежее мужское тело, что хозяин этого самого тела после её страстных посягательств пугался до икоты и старался слиться с окружающим ландшафтом, лишь бы избежать внимания любвеобильной Анжелы. Если принимать во внимание контингент доступных для сексуально озабоченной дамы партнёров, то их пугливость была вполне оправдана. Её боялись даже средне-буйные пациенты. К буйным она не приставала сама, будучи женщиной, не только сексуальной, но умной. По крайней мере, именно такой она себя и считала. И только Дросс оказался не просто стойким к проявлению её прямо-таки африканского темперамента, он ещё и инициативу проявлял. Сам!

Разумеется, забыть такого мужчину Анжела не могла. И, как только жизнь снова её обламывала, рыжеволосая красавица предпринимала очередную попытку разыскать Демьяна. Кроме основной цели её поисков, была у женщины тайная надежда. Анжела рассчитывала на материальную помощь от Дросса. Она была прекрасно осведомлена о финансовом состоянии семейства Кретовых, и была уверена, что тут будет, чем поживиться. Обе эти заманчивые перспективы вдохновляли медсестру на изыскательские подвиги. Но жизнь, в лице начальницы, всё время вставляла ей палки в колёса.

С каким трудом она добралась до сейфа, отыскала медицинскую карту Максима Кретова, узнала вожделенный адрес! И что в итоге? Наткнулась на какую-то левую контору с невменяемыми сотрудниками. Она только спросила, не проживала ли в этом доме бизнес-вумен Кретова, а к ней тут же пристали, как голодные пиявки, сразу три оголтелые тётки, наперебой рассказывая, какие огромные деньги они тут зарабатывают, продавая эксклюзивные лекарственные средства и уникальные медицинские приборы. Поняв, что наткнулась на секту сетевых маркетологов, Анжела попыталась спастись от них бегством. В прямом смысле. Правда, сначала пришлось отдирать от себя 'успешных' баб, вцепившихся в неё с обеих сторон. Сказалась многолетняя работа в психушке. Профессиональные приёмы помогли освободиться, а значительная разница в возрасте в её пользу, благополучно унести ноги из этого маркетингового ада.

— Дурдом! — Со знанием дела, высказалась Анжела, поправила причёску, и высокохудожественно завиляла бёдрами к ближайшей остановке общественного транспорта. Проходя мимо газетного киоска она краем глаза заметила знакомое лицо на развороте какой-то газеты. И не было бы в этом ничего необычного, если бы она не знала этого человека лично! Вернувшись и подробнее рассмотрев фотографию, женщина даже растерялась. — Дайте мне газету 'Ведомости'… Точно, дурдом!

Статья о кровавой драме в коттеджном посёлке, иллюстрированная красочными фотографиями Макса и вроде как мёртвого тела его сестры под белой простынёй, очень сильно расстроили Анжелу. Она даже разыскивать элитный особняк Кретовых не поехала. Дождалась своего автобуса, а потом всю дорогу хлюпала и утирала глаза одноразовыми платочками. Пассажиры сочувственно глазели, как симпатичная дамочка закапывает горючими слезами газету с сенсационной статьёй о жутком преступлении. И невдомёк им было, что оплакивает она вовсе не жертву, а её предполагаемого убийцу. Жадные до сенсаций журналисты уже во всю трезвонили, что телохранитель Катерины сознался в содеянном, и даже сотрудничает со следствием, отрабатывая смягчение приговора.

Снова очутившись в тюремной камере, маркиз Дроссбартос с тоской оглядел спартанскую обстановку нового жилища, минимализмом соперничающую с квадратом Малевича, а цветовой гаммой — с Пикассо голубого периода. Из увиденного он сделал вывод, что в исправительных учреждениях закрытого типа существовал какой-то циркуляр, требующий окрашивать стены и внутреннее убранство помещений в самый холодный цвет, который он с недавних пор стал тихо ненавидеть, вслед за белым и золотистым. И ведь было, за что! Сначала — небо Хоминибуса, потом тумбочки и стены в палате психбольницы, и вот теперь — камеры предварительного заключения, и в дежурном отделении, и здесь.