Станислав Романов - Больше, чем игра

Составив картотеку из жертв, павших от холодной стали, Копаев продолжил сбор информации. Он стал потихоньку выяснять круг общения погибших: родственники, знакомые, коллеги; кто с кем и как. Когда Копаев принялся сопоставлять накопленные данные, ему открылась одна весьма любопытная особенность — по кругу знакомств жертвы достаточно четко сводились в семь групп. Вот так, скажи мне, кто твой друг…Некоторые из погибших действительно имели криминальные связи, чем вроде бы подтверждались слухи о новом способе бандитских разборок. Но были и такие, кто перед законом был чист как младенец — например, преподаватель английского языка из политеха или хирург из Соловьевской больницы.

Поделить жертв дуэлей на группы было только половиной дела, даже меньшей частью дела. Сложнее было определиться со знакомыми погибших — кто в курсе, а кто нет. Вот возьмем хотя бы гражданина Рыжова В.И., 1960 года рождения, работавшего экспедитором в ТОО Книжная лавка и являвшегося соучредителем данного предприятия. Допустим, его действительно пронзили шпагой на дуэли. Кто это сделал? Другой же соучредитель и совладелец ТОО Книжная лавка Третьяков А.Б.? У него железное алиби. Но это ладно, нет ничего сомнительнее хорошего крепкого алиби. Впрочем, Третьяков А.Б. действительно мог ничего не знать о теневой стороне жизни своего компаньона. И если спросить его о дуэлях напрямик, что он ответит, ничего о них не зная? А если у него есть свои скелеты в шкафу, то он тем более ничего не скажет. Спрашивай не спрашивай — результат один и тот же. Как же тогда отделить козлищ от агнцев? Как?

Среди многих имен, занесенных в картотеку, было одно, особенно привлекавшее внимание Копаева — Ерофеев Виктор Борисович, тренер секции фехтования при спорткомплексе моторного завода. С некоторых пор тренер Ерофеев учил управляться со шпагой любого, кто имел для этого желание и средства. И Копаев пошел в ученики к учителю фехтования; он рассчитывал, что позанимается у Ерофеева немножко, вызовет как-нибудь на душевный разговор и быстренько выяснит все, что нужно.

Не тут-то было.

Ерофеев оказался несловоохотливым собеседником и строгим учителем. По поводу тайных меченосцев Копаеву ничего выведать не удалось, разве только то, что некоторые из проходящих в артотеке по списку жертв наведывались к Ерофееву брать уроки, но долго не выдерживали (наверное, потому и погибли). А Копаев фехтованем увлекся и научился довольно сносно владеть шпагой. Кажется, именно тогда у него возникла мысль о присоединении к одной из наиболее влиятельных групп тайных меченосцев, членами коей являлись некоторые очень значительные и влиятельные в городе люди. (Копаев подозревал, что даже уважаемый мэр Вершинин имеет к этому самое непосредственное отношение.) С наставником Ерофеевым Копаев говорить на эту тему не решился. Оставался еще один человек, более-менее знакомый, на которого Копаев и пытался воздействовать, — старший эксперт-криминалист Воронин. Насчет Воронина Копаев был почти уверен, но только почти, и поэтому он остерегался говорить в открытую, только намеками. Воронин же как будто не понимал, о чем идет речь, или просто старательно делал вид, что не понимает. Это продолжалось уже довольно долго, но Копаев был терпелив, он умел добиваться своего.

Знал бы он, чего добивается!..

Дворжецкий ждал. Он стоял на улице, небрежно облокотившись на кирпичную, нештукатуренную и некрашенную стену морга и смолил свой любимый Беломорканал. У него было странное пристрастие к дешевому куреву — как и у значительной части медиков. Но его клиенты не возражали против папирос, им было все равно. Ведь Дворжецкий был не врачом, он был патологоанатомом.

Вечер был тихий, звездный; щербатая рожица Луны улыбалась во всю свою щербатую ширь. Было слышно, как зло зудели голодные комары, но близко не подлетали — видно, папиросный дым их отпугивал. Не все вред от табака, есть и польза.

Дворжецкий докурил папиросу и бросил окурок в урну, посмотрел на светящиеся стрелки часов и недовольно проворчал:

— Опаздывают.

Комары запели ближе, их была целая стая — маленьких кровожадных тварей. Дворжецкий прихлопнул одного, самого нахального, у себя на щеке и совсем уж собрался вернуться в помещение, где никто не кусался, но тут вблизи загудел автомобильный двигатель — знакомый милицейский уазик резво подкатил к дверям морга и остановился правым боком к патологоанатому. Захлопали дверцы, первым к Дворжецкому подошел Воронин.

— Добрый вечер, — сказал он.

— Ну-ну, — скептически отозвался Дворжецкий и прихлопнул еще одного комара, на этот раз у себя на лысом темени.

Сзади, с другой стороны автомашины, тоже кто-то вылез, обошел 2уазик и показался Дворжецкому на глаза. Ерофеев. Учитель фехтования открыл правую заднюю дверцу машины и подхватил на руки выпавший с сиденья большой шуршащий пластиковый мешок, закряхтел:

— Помогите — не удержу ведь.

Воронин поспешно пришел ему на помощь, а Дворжецкий, почесав свою докторскую бородку, удивленно спросил:

— Вы что же, так его и везли — сидя?

— Ага — сидя, — пропыхтел Воронин. — У нас ведь не катафалк.

— Двери открой, — сказал Ерофеев Дворжецкому. — Не всю же ночь так стоять.

Дворжецкий открыл двери в морг. Воронин с Ерофеевым занесли большой черный мешок внутрь и взвалили его на свободный стол.

— Груз доставлен, — сказал Воронин, отдуваясь. — И чего это он такой тяжелый?

— Они все тяжелые, — сказал Дворжецкий. Посмотрел на Ерофеева. — Кто это такой?

— Да этот, из мушкетеров, — сказал учитель фехтования. — Де Тревиль.

— Де Тревиль? — Дворжецкий снова задумчиво почесал бородку. — Я думал, будет сам д*Артаньян.

— Д*Артаньян достаточно хитер, чтобы избегать дуэли с нашим мастером клинка, — сказал Воронин. — А Де Тревиль оказался достаточно глуп, чтобы позариться на меч Бенедикта.

— Так ему был нужен меч? — резко спросил Дворжецкий, и глаза его грозно сверкнули.

— Да, — коротко ответил Ерофеев.

— Интере-есно, — задумчиво протянул Дворжецкий. — И мушкетеры, выходит, туда же…

— Эй, док, — окликнул его Воронин. — Какое будет заключение?

— Что? А-а, да…

Дворжецкий подошел к столу, расстегнул молнию на мешке, мельком взглянул на тело и, обернувшись, спросил у Ерофеева:

— В сердце?

— В сердце, — подтвердил мастер клинка.

— Что ж, — сказал Дворжецкий, повернувшись к Воронину, — вот тебе предварительное заключение: скоропостижная смерть в результате… хм… обширного инфаркта миокарда.

— Инфаркт, значит. Понятно, — сказал Воронин и заторопился уходить. — Ну все, мне пора — я ведь все-таки на дежурстве…

Воронин ушел; Ерофеев остался.