Станислав Романов - Больше, чем игра

— Я не знаю, — ответил Дворжецкий. — Это не мой выбор. И не твой. Это — выбор Егора, причем будущий. Возможно, он и сам еше ничего про это не знает.

Дворжецкий открыл последнюю карту.

— Мир. Означает перемену места, переселение, путешествие или побег. А также успех, награду или достижение желаемой цели, завершение дел и возвращение домой.

— Вот! — обрадованно сказал Воронин. — Именно это я и хотел услышать — завершение дел и возвращение домой. Теперь я почти спокоен за Егора, если, конечно, прогноз сбудется.

— Твои невежественные замечания просто оскорбительны. Дворжецкий собрал карты и спрятал их в футляр. — Если ты не веришь в предсказания, то зачем просишь о них?

— Не то, чтобы я не верю в предсказания, — оправдываясь, сказал Воронин. — Я просто стараюсь относиться к ним с осторожностью и не возлагать на них слишком больших надежд.

Дворжецкий ничего на это не ответил, только махнул рукой и вышел из кухни, унося с собой колоду Таро. За время его отсутствия голову Воронина посетила еще одна интересная догадка, и он встретил вернувшегося Дворжецкого вопросом:

— А ты на Копаева не пробовал гадать?

— Пробовал, — медленно проговорил Дворжецкий и снова одарил Воронина тем же странным взглядом, что и в начале беседы.

— Ну и что?

— Понимаешь, такое странное дело… — все так же неторопливо и задумчиво произнес Дворжецкий, — на Копаева у меня вышел очень похожий расклад — семь карт из десяти совпадают, только вместо Смерти у Копаева Умеренность, вместо Отшельника — Повешенный, а вместо Влюбленных — Дьявол, да еще Луна была перевернута. Такое впечатление, будто Копаев находится где-то очень далеко, у моря…

— Он, поди, на Канары прыгнул с помощью Лабиринта, — предположил Воронин. — Или в Хургаду какую-нибудь. Выпал человеку шанс оторваться по-крупному…

— Не знаю, не знаю. — Дворжецкий покачал головой. — По картам непохоже, что Копаев блаженствует на курорте: Повешенный, Дьявол…

— А вот эта схожесть расклада на Егора и на Копаева, она что означает? — спросил Воронин.

— Они скоро встретятся, — сказал Дворжецкий. — Если уже не встретились.

Чайник, поставленный Дворжецким на огонь и забытый, напомнил о себе сердитым свистком. Дворжецкий выключил газ.

— Чай или кофе? — спросил он как ни в чем не бывало.

— Водка у тебя есть? — спросил Воронин. — Я бы сейчас водки выпил.

…Проводив Воронина, Дворжецкий вернулся на кухню, посидел, бессмысленно таращась в темное окно, выкурил папиросу. Потом, что-то про себя решив, поднялся и стал собираться. Переоделся, взял ключи от машины, документы. Крикнул от двери в комнату, где жена смотрела телевизор:

— Мне нужно съездить кое-куда, — и, не дожидаясь ответа, выскочил из квартиры.

Машина стояла во дворе, прямо под окнами. Дворжецкий на ходу нажал кнопку на брелке-пульте — противоугонная сигнализация коротко мявкнула, отключаясь. Подойдя к машине, Дворжецкий взглянул наверх, на окна своей квартиры. На фоне освещенного окна четко прорисовывался темный силуэт. Жена. Стоит и смотрит. Дворжецкий помахал ей рукой. Она помахала в ответ. Язык жестов, очень мило.

Садясь в машину и заводя мотор, Дворжецкий думал о жене. Всегда она так, когда ему случается неожиданно уйти из дома вечером, — стоит у окна и смотрит. Неужели о чем-то догадывается?

Все эти несколько последних лет Дворжецкий как-то умудрялся сохранять от жены главную тайну своей жизни. Иногда у него возникало желание рассказать ей обо всем, он даже пытался два или три раза заговорить на эту тему, но всякий раз что-то останавливало его… И, насколько было известно Дворжецкому, все остальные принцы также держали в неведении своих близких — невероятно, особенно если учесть тот факт, что каждый имел меч…

Дворжецкий завел машину и выехал со двора.

Меч… Каждому принцу после инициации Дворжецкий вручал меч. А самому Дворжецкому мечи давал Лабиринт. Это было просто, но нелегко: Дворжецкому нужно было пройти Лабиринт, в конце пути в его руке непонятным образом оказывался меч. Откуда этот меч брался, какие сверхъестественные силы тут действовали — Дворжецкий не знал. Он не мог объяснить также и то, откуда ему известно, что нужно сделать, чтобы получить меч. Просто он вдруг понял это — и все. Как однажды он понял, как сделать сам Лабиринт…

Дворжецкий миновал Карачиху, автозаправку — город остался позади. Он прибавил газу.

Когда же все это началось? С чего?

Может, лет пятнадцать назад, с тех самопальных книжек со слепым машинописным шрифтом и довольно-таки корявеньким переводом Хроник Эмбера?..

Но пятнадцать лет назад не было ни самураев, ни мушкетеров, ни ратоборцев, ни рыцарей Круглого стола, ни киммерийцев этих отмороженных. Даже толкинистов тогда еще не было.

Когда же все они появились?

Дворжецкий напряг память. Ну, первыми, конечно, появились толкинисты с деревянными мечами — лет семь-восемь назад, кажется. А вот остальные… Лет пять, не больше.

Ч-черт!

Дворжецкий с досадой ударил по рулю; машина вильнула.

Доигрался хрен на скрипке…

Выходило, что все тайные меченосцы завелись примерно в одно и то же время — сразу после создания местной модели Лабиринта, образ которого возник однажды в воспаленном мозгу одного начитавшегося книжек врача-неудачника…

Совпадение?

Как бы не так! Дворжецкий не верил, что это совпадение. Если бы только две группировки, ну три, а то сразу шесть… Нет, определенно, Лабиринт принес с собой в этот мир нечто такое… необъяснимое… И это он, Дворжецкий, своими руками…

А ведь он знал, знал с самого начала, еще когда тщательно подгонял одну к другой черные и белые кафельные плитки, что Лабиринт — не просто привидевшийся бессонной ночью яркий образ, не просто затейливый узор… Впрочем, нет, тогда он еще только догадывался об этом. А уверился в магическом могуществе Лабиринта позднее, когда открыл у себя экстрасенсорные способности: он приобрел умение исцелять болезни и раны особыми манипуляциями рук. И опять-таки он не смог бы объяснить, как это у него получается; даже медицинское образование не помогало найти ответ…

А вот, наконец, и он, Лабиринт.

Дворжецкий остановил машину напротив входа, чтобы фары освещали дверь склада и замок. Вышел, отпер дверь, вернулся к машине и заглушил мотор. Теперь вокруг было темно и тихо. Дворжецкий постоял возле машины, выкурил папиросу и только после этого вошел внутрь склада. Он плотно прикрыл за собой дверь, свет зажигать не стал, в этом не было необходимости — он видел Лабиринт вторым, экстрасенсорным зрением: линии пути горели холодным, как будто неоновым огнем.

Дворжецкий помедлил перед началом Лабиринта.