Антон Фарб - Изнанка миров

Но пейзаж, открывающийся с вершины, стоил таких усилий. У самого горизонта небо быстро розовело, и над кромкой Соляного моря наливалась красная полоска зари. В предрассветных сумерках океан был похож на плоское матовое стекло.

Прямо передо мной лежала, как на ладони, долина Гинном. Я видел деревушку, из которой я вышел: десяток крытых пальмовыми ветками хижин, загоны для скота и двор для собраний; видел руины городов Мильком и Кемош; видел чудовищные воронки от ядерных взрывов на севере и столбы дыма от моавитянских жертвенников на востоке. На заметенной песком автостраде все так же ржавели остовы грузовиков и бронетранспортеров, опрокинутых ударной волной в момент Холокоста, а в русле пересохшей реки копошились гигантские скорпионы.

Если бы у меня был бинокль, отсюда я смог бы рассмотреть и два разграбленных мной убежища: одно — в заброшенном карьере, где один такой скорпион чуть было не застал меня врасплох, и второе, замаскированное под храм, в котором я впервые увидел шедусов.

На вершине горы было ветрено; я затянул пояс кожанки, сбросил с плеч почти пустой рюкзак, вытащил ракетницу, проверил патрон и начал ждать.

От выветривания глыба известняка стала пористой и выщербленной. Когда первый луч красного солнца скользнул по ее поверхности, она на какой-то миг вдруг стала похожа на череп…

Маленькое и сморщенное, как апельсин, солнце всплывало из глубин Соляного моря, озаряя Гинном холодными неласковыми лучами. Даже солнце в этом мире было старым и умирающим.

Именно поэтому шедусы каждое утро выбирались наружу, чтобы поклониться остывающему светилу… Если, конечно, старик не соврал, и под этой горой действительно есть еще одно убежище, и в нем живут шедусы, которые по ночам воруют детей и приносят их в жертву своим богам.

Красный диск уже почти оторвался от горизонта, когда земля под ногами вдруг задрожала. Пыль взметнулась в воздух, и с жалобным взвизгом открылся круглый люк. С того места, где я сидел, было видно оборванную герметичную прокладку, свисавшую с люка, и скобы внутри колодца.

Я взял ракетницу на изготовку. У меня было всего два патрона, а убить шедуса не так-то просто… Сперва из люка показалась костлявая лапа, похожая на куриную, а потом — лысая шишковидная голова, вся в каком-то зеленоватом лишайнике.

Выбравшись из люка, шедус встал на колени и запрокинул голову к небу. Когда он с утробным клекотом начал отбивать поклоны, я всадил ему осветительную ракету прямо между лопаток. Шедус упал, как подрубленный. Я перезарядил ракетницу и подошел поближе.

Ракета все еще тлела в шедусе, озаряя грудную клетку мутанта лиловым светом, и от трупа исходило зловоние горящей плоти.

Я вытащил из армейского рюкзака репшнур и стал привязывать его к скобе в колодце.

Здесь все было покрытой той же известковой пылью; она попадала в убежище так же, как и я, через вентиляционные колодцы, взломанные шедусами. Пыль лежала повсюду: на полу (испещренная трехпалыми отпечатками шедусов), на разбитых мониторах системы климат-контроля, на поворотных механизмах герметичных дверей, на толстых гидравлических кабелях и на все еще работающих плафонах дневного света… Неоновые трубки громко гудели и то и дело гасли, а с третьего уровня были и вовсе разбиты вдребезги.

Когда под ногами захрустело битое стекло, я достал и согнул до хруста химический осветитель. В призрачном голубом свете я проверил содержимое рюкзака. У меня оставалось метров десять репшнура и четыре осветителя из тех, что я нашел в первом убежище, таблетки для дезинфекции воды, плоскогубцы, ломик, галогенный фонарь и счетчик Гейгера со склада второго убежища, сухой паек из армейского рундука Авигдора, ракетница с одним патроном оттуда же. Негусто. И непохоже, что в этом подземелье найдется что-то полезное… Слишком уж все здесь запущено, заброшено и разгромлено.

На всякий случай я включил счетчик Гейгера. Он сразу тревожно затрещал: фоновая радиация была на два порядка выше нормы. Странно… Что эти ублюдки сюда притащили?

Ублюдки напомнили о себе глухим клекотом и стенаниями где-то совсем рядом. Чертыхнувшись, я быстро нырнул в ближайшую дверь. Шедусы тупы и неповоротливы; их присутствие проще всего переждать, но мне как-то не хотелось ловить лишние рентгены…

Комнатка, в которой я прятался, была обставлена по-спартански: койка, стол, стул и стенной шкаф. Я поднял осветитель повыше и огляделся. На продавленной койке мирно лежал скелет в истлевшем комбинезоне. На стене над койкой висела, прижатая магнитом, выцветшая открытка с горным пейзажем Шангри-Ла, а на столе лежали стопки книг.

За дверью раздались клекот и гортанное пощелкивание шедуса. Не обращая на него внимания, я полистал книги. Какая-то техническая документация, рукописный журнал и томик стихов. Все на незнакомом мне языке, буквы похожи на червячков. Я сгреб книги в рюкзак. Старик будет доволен.

Шедус за дверью стих — видимо, поковылял дальше. Я собрался было уходить, но решил забрать открытку. И тут я это и услышал: тоненький, как комариный писк, детский плач. Он доносился из-за стены, на которой висела открытка.

Я вышел в коридор: рядом с комнатой, где я прятался, была шахта лифта. Я отжал дверь с помощью ломика и заклинил плоскогубцами. Детский плач доносился снизу. Размотав остатки репшнура, я привязал один конец к двери, а второй пропустил под левым бедром и перекинул через правое плечо. Потом переломил и бросил в шахту еще один осветитель, и быстрым дюльфером спустился вниз.

Счетчик здесь затрещал так отчаянно, что его пришлось выключить. Младенец, синюшный, но еще живой, всхлипывал на каменной плите, покрытой коркой засохшей крови. А рядом… Я включил фонарь, и мощный луч света вырвал из темноты продолговатый цилиндр со знаком радиационной опасности на боку.

Чтобы попасть к Авигдору, мне пришлось минут сорок дожидаться окончания вечерней молитвы. Вокруг меня суетились женщины — забитые туповатые существа, расплывшиеся от постоянных родов, носились стаи детей, никем не пересчитанные и никому, по сути, не нужные — кроме шедусов с их дикими ритуалами, бродил кругами местный сумасшедший (тот самый, что не так давно призывал побить чужака — то есть меня — камнями), и только умница Ребекка, дочка старика, догадалась притащить мне амфору с вином.

Я бы предпочел пиво, а еще лучше — пиво после ванной, уж очень хотелось смыть с себя пыль, радиацию и омерзительный запах смерти, который преследовал меня с самого убежища… Но вместо ванны я сидел у входа в молельный шатер и жадно пил теплое и терпкое вино, пока мужчины племени не разошлись. Тогда Авигдор позвал меня внутрь.

— Показывай! — потребовал он.