Александр Ладейщиков - Кот баюн и чудь белоглазая

— Слышал, однако, — осторожно промолвил Чудес. — Утонула знакомая девушка?

— Утопшие девушки иногда превращаются в русалок. Если их принимают. Ту, которой я передавал привет — приняли.

— Вон оно как бывает! А если б мы утопли — нас бы взяли в водяные?

— С чего бы это? — засмеялся Коттин. — В речной мир только девушек берут, незамужних!

Разговор стал теплее, нервная дрожь, бившая путников, ушла. Стерлядь, необыкновенно ловко разделанная Коттином, жарилась на углях.

— А праздника завтра не будет, — вдруг опечалился Чудес.

Коттин опешил, задумался. — Какой уж праздник! — мягко промолвил он. — Завтра тризна! Если Долгодуб не солгал, то князя и княгиню положат в один сруб.

— Не солгал он! Я сам видел умирающего князя! Долгодуб послал гридней, чтоб добить его!

— Вот вернёмся в город — всех на воротах повесим!

— Я ж его достал мечом, этого лысого!

— Что? Как это случилось?

— Когда я уходил, то сумел загнать ему под рёбра лезвие … на пол-карасика! — засмеялся воевода чему-то своему.

— Под сердце?

— Похоже! Вот бы жила-то лопнула!

Утром, проснувшись, странники вскочили — как уснули, не помнили. Устыдившись, не смотрели друг на друга.

— Колдовство! — заявили в один голос. Иначе — чем можно объяснить, что два опытных воина уснули, словно дети на печи — не выставив бодрствующего, в присутствии враждебных оборотней?

Пошли умываться — никакого озера с кувшинками не оказалось. Так себе — болотце с мёрзлой травой по берегам. И никакие стерляди сюда добраться, конечно, не могли.

Коттин в изумлении попинал обглоданный хребёт рыбы, лежащий возле костра — за него уже принялись муравьи.

— Оборотень-то был? Не померещился? — воевода прищурил медовый глаз на нового соратника.

— Тише ты! — прижал палец к губам Коттин. — Был. Я с таким один раз уже встречался.

— О, как! Расскажи! Я князю докладывал про Кота Баюна, что якобы явился в село Чудово из лесов, но князь не поверил — говорил, что это сказки для детей. Я же сам, с Аминтой, ну ты знаешь его, ездил учинять допрос!

— И что выяснил? — Коттин ловко ушёл от рассказа, уловив желание воеводы поделиться мучавшими его сомнениями.

— Приехали мы в Чудово, ну, значит, то, да сё. Попировали, поговорили… Пам их, Папай, сказал, что сам видел оборотня. Он высокий, рыжий… морда кошачья, естественно.

— А вы что? Поверили?

— А что мы… Конечно, поверили! Потом назад поехали — я всё думал — а может маска? Или померещилось им? Или какое зелье подмешали? Есть же травки…

— Не пьют ли они сверх меры?

— Что ты! Селение работящее, пам хороший — держит народ в узде. У них там есть даже ведьма — вот, дела! В стольном граде такой нет — у нас только бабки-знахарки да мамки-повитухи. Костоправ тоже есть, он же по зубам. А там — красавица! — воевода причмокнул, вспоминая симпатичную матушку.

— И что Стина? — древний странник вырвал Чудеса из приятных воспоминаний.

— Ведьма сказала, что видела оборотня, более того — он приходил к ней. Ещё она сказала, что Кот Баюн при пращурах был покровителем племени, и что его нельзя ловить.

— Но они его ловили? Или не поймали?

— А как же его поймать? Папай со своими людьми пытался. Перелом, ранение, половина деревни плоховато слышит. Хорошо, что Кот никого не убил!

— Вчерашние дружинники говорили злодею — ну, тому, что в городе, что они его ловили! С жертвами. Говорили, что Кот убил боярина — но я в это не верю. Происки врагов, — надулся Коттин.

— Всё может быть! На меня тоже хотели смерть князя повесить!

Да, ещё ведьма сказала, что боги молчат — так что оборотень, скорее всего, сгинет в лесах — не сможет обернуться в человека без помощи небес. Это тебе не с русалками любезничать. Поэтому я не верю, что в Белозерск смог проникнуть древний Кот.

— Может, он и сгинул! Но ты теперь веришь в оборотней? Сам же ночью узрел! — засмеялся Коттин.

— Так, то ж нежить! Они всегда были и всегда будут! А Кот Баюн — это что-то другое. Прихоть богов. Он, может, и вправду сгинет, если боги будут молчать.

— Ну, давай собираться в путь! Поедим уже на привале — надо уходить, да подальше. Что-то без волшебства русалки мне здесь неуютно!

Ближе к ночи карбас плескался на мелководье Кубенского озера — огромного, серого. По озеру шла волна с белыми барашками — дул весенний ветер, принёсший долгожданное тепло. На дне лодки спал Коттин, укрывшись курткой. Под ним был распластан мешок с мечом и луком, на ухо надвинута шляпа-пирожок, мятая, неведомо откуда извлечённая. Из-под шляпы выбивались белые волосы, чуть вьющиеся, бороду же Коттин соскоблил стекловидным камнем, поминая чудесный острый кинжал, оставленный им какой-то девице. На корме сидел воевода Чудес — он воткнул в мягкое илистое дно жердь, привязал карбас верёвкой, дремал. На берег выбираться было накладно — лес был где-то далеко, в тумане.

Уткнув склонённую голову в расставленные ладони, Чудес мирно посапывал — в голове вертелись обрывки разговоров, впечатлений, последних событий. Какое-то слово не давало покоя, оно свербело, словно песчинка, попавшая в глаз. Вдруг воевода дёрнулся, открыл глаза — Стина! Откуда новый соратник знает ведьму? Интересно, это надо выяснить!

В Чудово случилась некая закавыка. Даже загогулина. Старому паму Папаю, потому как не годится такому видному мужу проживать одному, хотя бы и окружённому многочисленной роднёй, нашли невесту. Дабы он не шастал по банькам, не искал ночных свиданий с изменчивыми вдовушками. В деле участвовала бабка-повитуха Грыня, тётки и племянницы Папая.

Весной о помолвке объявили народу, быстро сыграли свадебку, поели-попили, поплясали. Жених был в годах, само собой уже был женат по молодости, невеста была немного не в себе — как раз для старика. Дабы не вертела им, да не пошла, гулять с заезжими гостями. Папаю сказали, что девушка не первой молодости, но родня держала её в строгости. По-возможности. Только, Пина, так звали невесту, чудная девушка. Папай подумал, почесал затылок, спросил только — что чудного нашли бабы в поведении невесты?

— Да, как же! — ответила паму родня. — Всё молчит, улыбается чудно — деревянная какая-то.

— Мы и сами есть чудь, — отвечал пам. — За остальным же пригляжу, как смогу.

И решил жениться.

Поначалу всё шло неплохо. Поселившись на втором поверхе, Пина навесила занавесок, лент, кружев и прочих женских причуд. Папай, редко бывавший наверху, спавший в комнате возле кухни, теперь взбирался наверх по четыре раза в лень.

— Пина, квасу подай!

Та лениво встаёт с ложа — сарафан одет косо, левая грудь вот-вот выпадет, подходит к кадушке, наливает в деревянную кружку, несёт.

— А что не холодного? Принесла бы с подпола — там холоднее!