Александр Ладейщиков - Кот баюн и чудь белоглазая

— Будут сажать нового князя, ведь дети Рогнеды объявлены побочными, прав на престол не имеют! Будем смотреть…

— Ты не забеременей… от своего Стефана. Хотя, он тоже королевских кровей.

— Там седьмая вода на киселе… да и…

— Что, дорогая?

— Он глуповат… гот, как-никак. А на белом свете сейчас такие чудеса происходят! После падения Израиля от рук проклятого гоя Тита прошло восемь веков — и наша вера восстала в Хазарском царстве! И Кыев с полянами, и вятичи, и мурома — все платят дань хазарскому кагану!

Хава остановилась, долго всматривалась горящим взором во взволнованное лицо девушки — тихо и медленно промолвила:

— Ты пока своего-то не гони, пусть живёт… Посмотрим, кого на княжение посадят — а там, и тебя объявим пропавшей принцессой. Все мужики — дураки, ими вертеть легко. Союз княгини Белозерской и Каганата принесёт такую мощь…

— Тише, тише! — целуя старушку в смуглую щеку. — Это пока наши фантазии — даже и не планы. Да и потом — кто же Стефана на престол посадит?

— Залазь сюда, правда тут темно, зато вкусно пахнет — сеном!

— Фу, пауки ползают…

— Иди ко мне, милая, — обнимая девушку за талию, гладя ладонями по спине.

— Стефан, оно колется. Ой, ты меня совсем задавил, дышать нечем… Ну слезь уже… Ай, в глаз травинка попала…

— Мишна, ты вся изстоналась… Никакого удовольствия.

— Ты только о себе и думаешь!

— Ну, прости меня, я был не прав. Ты моё солнышко! Я люблю тебя, ладушка!

— Если б любил — сделал бы так, чтоб не по сеновалам любиться. Ещё не всё устроилось? Про события той ночи уже все позабыли. Будешь жить на сеновале, пока господин Коттин вернётся? Ну, ладно… (Целуя в небритую щёку)

— Чухрай, дедушка, ты не мог бы сегодня у дружинников ночевать? Ну, очень надо!

— Матушка Мишна, ты ж знаешь, как я тебя… Да ради тебя я готов…

— Чухрай, на тебе ногату, погуляй со старыми соратниками…

— Без меня ничего устроить не можешь. Пошли в избу, там, на печи мягкая перина. Ну, ну, отстань! — отталкивая руку Стефана, игриво проникшую между перламутровыми пуговицами.

— Ну что ты обижаешься! О, какой большой петушок! (трогая юношу и доводя его до исступления). Пойдём быстрее, я тоже хочу… Нет, иди, сначала помойся, грязнуля. Фу! В голове мыши не завелись?

— Не так, не так. Быстрее! Медленнее! Ой, хорошо-то как… А главное — здесь мягко и чисто. Что бы ты без меня делал? Это тебе не в стогу попу сеном щекотать. Да не в меня, не в меня! Успел? Не попало? Беги бегом за водой, дурачина…

Удар в железную доску прокатился над майданом. На красное крыльцо восходила процессия, однако двигалась она не из княжеского дворца, а со стороны рынка. Это было настолько необычно, что покупателей как ветром сдуло — все оказались возле крыльца. Более того, многие торговцы закрывали лавки, просили соседей присмотреть за лотками, да и просто на свой страх и риск прикрывали товар мешками и старой одеждой — все бежали к растущей толпе. Дружинники, охраняющие по новому обычаю оба входа во дворец, стражи всех городских ворот, повара с поварни и мясники со двора — все проявили интерес, кое-кто шептался с товарищами и тайком покидал работу, пробираясь поближе, что бы посмотреть и послушать, не пропустить небывалое событие.

— Что это? Князя выбирать будут?

— Ой, дубина! Памы ещё не прибыли на вече! Кто ж его выкликать будет?

— Я знаю! Заморские скоморохи театр представлять будут! Цирк называется!

— Баран ты, однако! Представляют с медведями и мартышками! Я в Словенске видел!

— Тише вы! Не слышали, что ли — о новом могучем боге ходят слухи? Говорить сейчас будут! — пристыженным спутникам.

— Это об Аллахе, ему ещё в Булгаре поклоняются? Или о Христе, которому франки молятся?

— Которому ромеи храмы строят! С золотыми куполами! Мне один варяг рассказывал! — молодая женщина, смешливо улыбаясь.

— Вот, дура! Иди со своим варягом в стог, и не рассуждай о том, чего не понимаешь! В Восточной империи и в королевстве франков один и тот же бог!

— Нет, не один! Свевольд говорит, что франки Христу на латинском языке молитвы читают, а ромейский Иисус понимает лишь на греческом — это разные боги.

— Овца в сумерках!

— Замолчите! Идут!

Впереди процессии под руки вели Мишну: с одной стороны старая Хава, с другой — однорукий Чухрай. За ними шли богатейшие купцы — свои и гости, старые дружинники, некоторые семьи покойных бояр, ждущие вече, чтоб побороться за княжеский престол. Плотная толпа поклонников состояла из двухсот человек, разрозненная, из любопытных — из полутысячи. Последний раз столько народу майдан видел в день после боярской резни.

Мишна белела роскошным платьем серебряного шитья, с рукавами до земли, по Кыевской моде — руки продеты в прорези, сложены на груди, в невиданных белых перчатках. Голова покрыта бело-серебряным же платком, из-под которого пробивались золотые кудри, накрученные накануне. Ланиты девушки накрасили красными румянами, глаза подвели чёрным грифелем, губы — вишнёвой заморской помадой, уши горели синими, под цвет глаз, драгоценными камнями — сапфирами.

— Тише, матушка говорить будет!

— А Рогнеда у нас тогда кто? — вопросил какой-то мясник, заметив выглядывавшую из-за штор, со второго поверха дворца, княгиню.

— А Рогнеда у нас пока княгиня, со всем почтением. Слышал, сегодня памы на вече прибывают? Вот они всё и решат. И, вообще — не путай зелёное с кислым, сейчас о богах говорить будут.

— Вы все уже слышали моё слово! — кивок в первые ряды.

— Да, матушка! — шепот многих голосов.

— Но я впервые говорю перед таким собранием! Невзирая на то, что проповедовать, нам не предписано, особенно, женщинам.

— Говори, матушка! Сейчас особый случай.

— Да. Те, кого вы почитали, как богов — ушли. Но причина не только в этом — от Русского до Варяжского моря сейчас устанавливается власть Бога единого.

— Говори слово! Мы слушаем!

— Я не зову в свой народ новичков, прозелитов — не это мне нужно. Только по собственному желанию человек может принять гиюр и стать новообращённым единоверцем. Так слушайте же! Мы, народ иегуди — потомки колена Израилева, заключили завет с самим Творцом! Потому мы и должны соблюдать мицвот — все шестьсот тринадцать ограничений, предписанных в Пятикнижии.

Вам же достаточно соблюдать семь законов, изложенных в завете сыновей Ноя с Творцом, после Великого потопа:

Первый закон — вы признаёте единственного Бога — Творца. Все остальные существа — его творения. Человек же не есть бог, а лишь, как Иисус — пророк назарян, так и Мухаммед — пророк исмаилитов.

Второй закон — вы почитаете Творца и приносите ему жертвы. Жертвы есть не плоть, а молитвы.

Третий — не убей. Вы более никого не убиваете по своеволию своему. А лишь по приказу законных военачальников, по суду и защищаясь от преступника. То не есть убийство, а лишь защита родины, закона и жизни.