Александр Воронков - Искры завтрашних огней

- Эвон, значит, как... - Земан отложил в сторону нож, остриём которого во время рассказа Ильи вычерчивал на поверхности стола ромбики и завитушки. И ткнул пальцем на Ивана Верещагу. - А ты почто молчишь, одноглазый? Так ли то было?

- Воистину так, милостивый пан. Ни в цём не покривил тебе Илейка, на том крест целую! - Вытянув за засаленный гайтан из-под прелой рубахи деревянный крестик, и размашисто перекрестившись двумя перстами, увечный воин приложил его к обожжённым смолой губам.

- Выходит, что вы двое цыбенхановы люди. Почто же вас Имрё-Плешивец имал, раз вы под защитой чингизовой Ясы стоите? Не ясно мне сие...

- Люди мы русские, в войско Цыбен-хана неволею взяты. Служили верно, так инаце и не можливо - трусам да бегунцам монголы казнь уциняют лютую, за каждого его десяток головами платит, а за десяток - вся сотня. Да только басурмане нас сами изгнали: меня увецного оставили после штурма Дижона-града, дескать, коль не помру, так оклемаюсь, а Илейке руку усекли за то, цто вздумал арбалетной стрельбе поуциться. Ведаешь сам: не любят они того. Добро ещё, цто длань, а не главу снесли, ироды. Таково-то им служить! Ну, да ужо придёт цас, сквитаемся!

Обгорелое лицо Верещаги перекосилось, единственный уцелевший глаз мстительно сверкнул в свете очага, костяшки на сжатых кулаках побелели от напряжения.

- Допустим, так оно и есть... - Старый Ян Жбан явно пребывал в замешательстве, не зная, поверить ли освобождённым русичам или своей паранойе. - Допустим, были вы в хашаре... А кто там сейчас тёмником?

Калики в замешательстве переглянулись. Пожав плечами, дескать - ничего не понимаю - Илья вновь учтиво поклонился:

- Прости, милостивый пан, но сколь мы в том хашаре не были, а про тёмника тамошнего слыхать не доводилось. Тумены-то сплошь монгольские, а нас отдельно считали, не рабами, но и не вольными. Люд-то в каждой битве косило сотнями, а подкрепления с разных земель, под ханской рукой лежащих, еле хватало убыль восполнить. Так что набиралось нас не более четырёх тысяч с небольшим зараз. Тысячниками же поставлены были Чимэд-хан, Хабтагай-хан, Судар и Сэбэк.

- Вот как... Сэбэка с Сударом помню, храбрые и умные кмети. В былые времена Сэбэк у нас старшим сотником был. Теперь, выходит, до тысячника поднялся? Добро... Не врёте, выходит.

А раз не врёте, да и мастер Макс за вас стоит, так вот вам мой сказ: в замке этом мы долго не задержимся. Другие дела окончить нужно. Так что всё, что можно, вывезем, хлопов истинному владельцу Влченишева вернём, а здесь всё дымом пойдёт, дабы Плешивцу не оставлять. А то ишь, взял волю бусурманский выкормыш: у чешских панов именье отымать! Вам же, коль вы не здешние, да и пользы с вас, кривых да культяпых, не много, дозволяю платье с убитых нечестивцев взамен вашего рванья подобрать, ножи с топорами да харчей сколько унесёте. И ступайте отсель прочь, пока Имрёвы людишки вновь не наскочили. А про то, что здесь видали - забудьте до поры. Ступайте!

Посчитав разговор оконченным, Жбан ухватился за ручку пивной кружки, ёмкостью никак не менее двух литров с явным намерением 'припасть к источнику живительной влаги', как писал в своё время некий Венечка. Я тем временем уже примостился на скамье, опершись локтем на столешницу: последствия удара по многострадальной голове по-прежнему давали о себе знать. Что-что, а возможное сотрясение мозга мне совершенно не вдохновляло, тем более, что до Пражского Града оставалось не менее трёх суток санного пути, и ехать больным абсолютно не хотелось. Знаю я здешнюю медицину с её основными методами лечения большинства болезней: кровопусканием и ампутацией. Не дамся!

Оттого и мы с земаном, и присутствовавшие дружинники были несколько удивлены, когда русичи, не сговариваясь, бухнулись на колени:

- Милостивый пан! Боярин! Не оставь милостью! Дозволь нам дале с твоими кметами путь держать! Правдою будем тебе служить и руку твою всегда держать, и молвою, и трудом и оружьем. На том крест готовы целовать!

Вдвох нам далее в зиму идти неможно: первый монгольский доброхот аль пан своевольный поимает и воли лишит, а то и живота. Дозволь, воевода, под твоей рукою быть - отслужим! Мы и к копьям, и к сокирам, и к иной сброе свычны, не подведём.

'Вот так-так... Это, выходит, землячки решили, что ну его нафиг, такое возвращение в родные края, когда каждый встречный бугор им может предъяву кинуть, а влиться в наш дружный коллектив? Неглупо. Впрочем, поглядим, что ещё решит земан...'

Судя по всему, для земана просьба бывших воинов хашара тоже стала неожиданностью, однако пан Ян всегда отличался быстрым принятием решений:

- Молвите, неможно вам в зиму идти? А пожалуй, что и верно, тем паче, что как ни погляди - а вы всё же схизматики. А таких в наших краях не жалуют... Але ж и мне почто вас кметями брать? Хоть люди вы бывалые, але ж един крив, иной - однорук. Какова с вас в строю польза будет? Сами через то своё увечье загинете и враг по телам вашим пройти сможет, строй руша... Нет, не годящи мне таковы кмети! - Тут он поднял повелительно руку, останавливая готовые вырваться возражения. - Тем не менее, порешил я, что с собою вас возьму. В сем замке мой хлоп погиб, возница потребен будет. Хлопов же здешних я их истинному хозяину пану Юрасю Влченишу обещался отогнать: негоже рыцарю без прислуги жить. А коль вы до имущества пана Юрася касательства не имеете и люди вольные - то готов я вас принять в услужение до той поры, пока я, свои дела свершив, из Пражского Града не отъеду вобрат. Жалованья положу немного: хеллер в день будний да три - в праздник, харч же ежеденно. Окрем всего дозволенье платье новое да ножи с топорами взять - в силе оставляю. За упущенья наказывать буду строго, але по правде. А коль зраду кто из вас учинит волею либо по дурости - обоих казню смертью.

Таково моё слово, иного не ждите. Согласны ли по вольной воле мне служить?

- Готов я, боярин! - Откликнулся Верещага. Служить стану верно и неподкупно, слово в том даю!

- И моё слово прими, милостивый пан! - Гордо вскинул голову Илья Повала. - Обещаюсь сполнять всякую работу, а коль доведётся - и оружно под твоей рукой стоять! А на увечье моё ты не гляди: я уж и шуйцей приноровился ратиться, хоть и не всяким оружьем то сподручно.

Зееман, судя по всему, остался доволен ответом:

- Что же, коль так - с рассветом принесёте мне роту на верную службу, да за дела приметесь. Ты вот - узловатый палец устремился на Ивана - станешь взамен погибшего хлопа при конях служить. А ты, - палец переместился в сторону Илейки - хоть и выхваляешься, что и с одной рукой ни в чём не уступишь, але ж будешь помогать мастеру Белову в его делах.

А сам мастер за вас обоих поручится и коль что не так - по всей строгости ответит!

Ступайте с Богом!