Юрий Пашковский - Хроники Равалона

А затем звякнул звоночек. Он оторвался от убога, к руке которого припал в этот момент, и огляделся. Мир менялся, снова менялся, и он чувствовал приближение Могущественных.

…Правильно. С тех пор он всегда чувствовал тех, в ком текла золотая и серебристая кровь. Бессмертных…

Золотые облака и серебряные тучи явились забрать тела; белоснежное и чернейшее. Бога поднимали в небеса, открыв Радужную Дорогу, убога опускали под землю, распахнув Адские Ворота. Он следил за этим из пещеры, как до этого следил за боем. Следил, рыча от гнева. Ему хотелось еще. Хотелось еще золота и серебра. Не потому, что он испытывал Жажду, Жажда ушла в тот миг, когда первые серебристо-золотые капли попали ему в горло.

Потому что это было сладчайшим питием в мире, равного которому не сыскать.

…Правильно. Никогда больше он не пробовал крови, подобной золоту и серебру Бессмертных. Он выпивал представителей почти всех Народов, что заселяли Равалон. но той сладости больше не было…

— Великий Повелитель!

Голос отвлек от воспоминаний. Он открыл глаза, посмотрел на склонившегося в поклоне Живущего в Ночи. Тиар. Да, эти Дети назвали себя Тиар, что на языке, который создал он, значило Плетущие Нити. Безусловное повиновение было их Даром Крови. Его Крови.

Он сидел на своем огромном троне, подперев голову кулаком, и смотрел на упыря. Упырь был стар, очень стар. Полторы, если не две тысячи лет. Значит, должен помнить. Двенадцать Верных старше этого упыря всего на тысячу лет.

— Мы все приготовили к твоему Пробуждению, Великий Повелитель! Мы подготовили войска и собрали волшебство! Мы ждали, когда ты вернешься и поведешь нас за собой! Сотрешь с лица земли Лангарэй, где предали твои Заветы, и сделаешь нас истинными хозяевами мира! Великий Повелитель!

Начинала болеть голова.

Лангарэй.

Царствие Ночи.

Значит, Двенадцать Верных дали такое имя…

— Как тебя зовут?

Это он спросил. И упырь задрожал, задрожал в восторге от того, что он обращается к нему, что он спрашивает его.

— Кайлар шиа Тир Тиар, Великий!

Кайлар шиа Тир Тиар. Так зовут того, кто разбудил его. Голова болела.

Хорошо. Тогда пора приступать к делу. Выполнить обещание, данное Двенадцати Верным.

…Он ушел в портал, оставив после себя оцепенение и смерть.

Магистр и Фетис недолго оставались в выжженной зоне. Шок прошел, и Вадлар сказал, что неплохо было бы выбраться из Диренуриана, пока не появились карлу. Уолт кивнул, соглашаясь и думая о своем. А точнее, о том, что нужно возвращаться в Школу Магии, обращаться в Конклав и начинать поиски того, кто выбрался из ящика. Потому что Уолт ни секунды не сомневался, что Он пришел в мир уничтожать. Интуиция? Да хотя бы и интуиция!

Слабо задрожало Поле Сил, и, расколов пространство, на выжженное поле выехал фургон, запряженный двумя большими мохнатыми существами. Рога, когти, зубы, клыки, хвосты — так еще можно было бы их описать. Фургон остановился рядом с человеком и упырем. Сидевший на козлах хоббит уставился на боевого мага и не-живого, те — на него. В затянувшемся молчании, пока Уолт размышлял, бить по фургону Четверицей или нет, Вадлар решал, куда именно бить, а о чем размышлял половинник, осталось тайной, откинулся полог. Из фургона выбрался смертный. Его льняные волосы беспорядочно рассыпались по плечам, контрастируя с угольно-черными бровями. На взгляд, молодой, но седина в волосах и морщины вокруг печальных глаз напоминали о старости. Он опирался на клюку и казался очень уставшим, будто весь день таскал на плечах тяжелый груз.

— О, надо же, — индифферентно произнес Вадлар. — Чистый. — И пояснил, для Уолта: — Вампир.

— Мы не враги вам, — сказал вампир. — Я понимаю, что после произошедшего вы поверите в это с трудом, но повторю: мы не враги вам. Бранди, — взглянул он на хоббита, — принеси сюда Ахеса.

Хоббит спрыгнул на землю и пошел к блестящему кокону. Вампир снова обратился к Уолту и Вадлару:

— Если я правильно понял по ярящимся в Астрале отражениям преобразований Эфира, Сосуд был открыт и Он пробужден?

— Для начала, — сказал Уолт, — было бы неплохо представиться.

— Прошу извинить. Можете называть меня Мастером. Сразу расставлю точки над «ё». Это по моему велению был похищен Сосуд из Лангарэя.

Уолт не успел остановить рванувшего с места Вадлара. Вот он стоял рядом — и вот он уже возле Мастера, концом посоха упирается ему в горло. А между упырем и вампиром застыл хоббит, и два кинжала нацелены в грудь Живущего в Ночи.

— Значит, — Вадлар, прищурившись, смотрит в лицо Мастера, и ему все равно, что невесть откуда взявшийся половинчик готов пронзить его сердце в любой момент, — это из-за тебя погибли Огул и Иукена?

— Не знаю, что за Огул… — Вампир бесстрашно смотрит в ответ. — Но если вы о юной Перерожденной, то она жива. Бранди!

Хоббит нехотя убрал кинжалы, окинул Вадлара многообещающим взглядом, одним прыжком перемахнул через борт повозки и оказался внутри. Фетис покосился на фургон, не убирая посоха от горла вампира. Но когда хоббит высунулся из-под полога, таща на себе перевязанную бинтами упырицу, Вадлар чуть не выронил оружие.

— Иукена! — крикнул он и вмиг оказался на повозке.

— Мы нашли юную Перерожденную в Границе. Она ползла к Диренуриану, вся в ожогах. Не знаю, откуда у нее силы, она же Средняя. Я взял на себя труд подлечить ее… — Вампир понял, что Вадлар его не слушает, и решил продолжить разговор с Уолтом: — Вы, если не ошибаюсь, Магистр? — Заметив, что блестящий кокон лежит неподалеку от фургона, вампир начал двигаться к нему.

— Не ошибаетесь, — сказал Уолт, внимательно за ним наблюдая.

— В таком случае хочу сразу вам объяснить — тот, кто выпущен из Сосуда, это кошмар, который невозможно представить. Он хуже Маэлдрона, если вы понимаете, о чем я говорю.

— Понимаю, — криво усмехнулся Уолт.

— Не знаю, говорили вам об этом в Школе Магии или нет, но в древности, еще до создания Лангарэя, у Живущих в Ночи был бог. Кровавый бог. Не Ночи тогда поклонялись упыри, а Золтарусу — Истинной Крови. — Вампир остановился возле кокона.

— Вы хотите сказать, — Уолт сглотнул, — что это был… Золтарус?

Золтарус. Странное имя. На всех известных Уолту языках оно ничего не значило. Но когда его произносил вампир, придавая звукам шипящее произношение, которое никогда бы не смогло издать горло Уолта, это имя выражало странную грандиозность — и распад от смерти. Золтарус…

Да. Бог упырей. Бог-упырь. Не рожденный богом, но ставший им. И потому Законы Бессмертных на него не распространяются. Вы понимаете, что это значит?

— Да.

Да, он понимал. Понимал, что Бессмертные не смогут остановить Золтаруса, даже если он истребит всех смертных в Равалоне. Не смогут вызвать его на поединок в Безначальное Безначалье Безначальности и там одолеть, после чего скинуть в Тартарарам. Нет, если упырь, ставший богом, был рожден смертным, то законам смертных он и подчиняется. Это Принцип, стоящий выше даже Запретов Бессмертных.