Мелани Роун - Принц драконов

Принцесса первой въехала в холмы, где этим летом грелись, дрались и спаривались драконы. Тем же путем она ехала и прежде, но на сей раз была абсолютно уверена в успехе: весной она тут заблудилась. Мрачный кошмар того одинокого путешествия смешался с ужасом пребывания в Феруче и возвращения в Стронгхолд. Но в этой поездке было что-то романтическое: казалось, все вокруг залил сверкающий Огонь; яркие, контрастные цвета пели в мозгу так, что у нее кружилась голова.

Они остановились в десяти мерах от Феруче, как раз перед первыми часовыми, чтобы немного передохнуть после целого дня быстрой езды. Расседлав и спрятав лошадей, они прошли пешком последний участок пути; казалось, вокруг них сгустилась тьма. Между скалистыми утесами показался замок, купавшийся в последних лучах закатного зимнего солнца; башни его венчало золотое зарево, стекавшее вниз по стенам, словно мед. Сьонед немного помедлила, любуясь этой красотой и припоминая, как Рохан сказал, что однажды этот замок будет принадлежать ей. И будет, поклялась себе Сьонед. Сегодня.

Изнутри доносились звуки пьяной пирушки-люди праздновали благополучное разрешение от бремени владелицы замка. Сьонед прислушалась; время от времени тонкая усмешка мелькала на ее губах. Она понимала, что стоявшие позади Тобин и Оствель напряженно ждут, но еще раз припоминала все наставления Маэты, слыша ее голос так ясно, словно женщина-воин стояла рядом:

— Нет замка в Пустыне, которого я не знала бы изнутри и снаружи, а особенно как пробраться снаружи внутрь. В Стронгхолде гораздо больше секретов, чем этот проход в гроте, о котором ты знаешь, но о них мы поговорим в другой раз. Теперь речь о Феруче.

Сьонед прикрыла глаза, еще раз представляя себе потайной ход, высеченные в скале коридоры, повороты и изгибы, которые она помнила, но так и не успела ими воспользоваться. В конце хода был верхний коридор, ведущий в комнату Янте. Ее охватила дрожь, но не от страха. Она ничего не боялась.

— Сьонед…

Шепот Тобин заставил принцессу обернуться, и она медленно кивнула.

— Да… Пришло время закончить дело.

Она привела их в тень, вне видимости стражников, где так глупо попалась весной. Теперь можно было не волноваться: вся стража перепилась, празднуя рождение четвертого сына Янте, и камни снаружи крепости молчали. Она повернулась к самой короткой стене, к месту, где та соединялась со скалой. Трещина в камне. Мгновение, когда у Оствеля участилось дыхание от страха, что механизм слишком стар и слишком долго пробыл без употребления, чтобы сработать. Грубо отесанная плита беззвучно скользнула внутрь. Сьонед вошла первой, сосредоточилась, подняла палец и зажгла Огонь, чтобы осмотреться. Пока следом за ней в узкий проход протискивались Тобин и Оствель, она изучала заполнявшие коридор приспособления. К ним не притрагивались Богиня знает сколько лет, но система ловушек и распределения веса была рассчитана так, что до сих пор работала безотказно.

Тусклый свет освещал их путь по узкому, в ширину плеч, проходу, в стены которого были вбиты давно пустые кольца для факелов. Пол приподнимался, круто поворачивал, а временами и вовсе исчезал: кое-где планки сгнили под действием просачивавшейся в половодье влаги. Только эта вода и позволяла Феруче существовать. Но здесь не было ни крыс, ни пауков, ни признаков какой-нибудь другой жизни.

Наконец появилась еще одна тяжелая каменная дверь, и они осторожно вышли в место — увы! — слишком хорошо знакомое Сьонед. Ее держали здесь в каменном мешке, без доступа света. Мурашки побежали по спине Сьонед при воспоминании о кошмаре бесцветности, и она попросила Огонь, горевший вокруг кончика ее указательного пальца, гореть чуть поярче.

— Кто здесь?

Тобин затаила дыхание и переглянулась с Оствелем. Свистнула сталь — Оствель выхватил из ножен меч. Казалось, Сьонед этого даже не заметила. Когда из-за угла появился часовой, она шагнула вперед.

Страж задохнулся, ослепленный вспышкой Огня «Гонца Солнца».

— Ты!

— Да, — пробормотала она. — Я тоже тебя помню. — Сьонед наставила на него длинный палец без кольца, и новая вспышка огня вонзилась в грудь солдата. Он прижался к стене, выпучив глаза и открыв рот в беззвучном крике.

— Сьонед… — Оствель положил руку ей на плечо; принцесса стряхнула ее и улыбнулась. В ее глазах горела такая ненависть, что у Оствеля пересохло во рту. Он шагнул вперед и вонзил меч в горло часового. Мертвец сполз по стене и остался лежать с широко открытыми от ужаса глазами.

Сьонед бешено повернулась к Оствелю. Он вытер клинок и выдержал ее взгляд, не отводя глаз.

— Никто не должен знать, что мы были здесь. Никто, иначе ничего не выйдет. Тот, кто увидит нас, должен умереть. Но я не позволю убивать тебе, фарадиму.

Выражение ее глаз испугало Тобин. Этой весной она видела его во взгляде Чейна. Это темное мерцание означало одно — смерть. Она схватила Сьонед за руку и потащила за собой.

— Оствель прав, нам нужно спешить.

Огненно-рыжая голова кивнула. Сьонед молча выдернула руку из руки Тобин, позволила Огню сверкнуть и поспешила к лестнице. Тобин бросила еще один встревоженный взгляд на Оствеля, который не стал убирать меч в ножны.

Мнение о Феруче как о неприступном замке сделало стражей беспечными. Тех, кто не принимал участия в пирушке, было легко обойти: Тобин создавала легкие дуновения ветра, которые отвлекали внимание шорохом гобеленов или хлопаньем окон. Сьонед не обращала на это никакого внимания, уверенная, что тех стражей, которых не отвлечет Тобин, заставит навсегда замолчать Оствель. Но на пути к комнатам Янте меч не отведал новой крови.

Сьонед задержалась у высокого окна, осматривая двор. Отблески горевшего внизу большого костра отразились на ее лице. Тобин судорожно сжала плечо Оствеля, когда Сьонед подняла руки.

— Сьонед, нет!

В окнах вспыхнул странный свет-золотой и пурпурный Огонь «Гонцов Солнца». Тобин в ужасе уставилась на дом впереди: его деревянная крыша горела. Искры рассыпались по всему двору, языки пламени жадно лизали постройки. Обычный пожар не распространился бы так быстро, но Огонь фарадима все набирал и набирал силу. Начались крики, поднялась паника. Сьонед слегка улыбнулась.

— Будь ты проклята! — закричал Оствель. — Сейчас загорится галерея! Сьонед, ты дура!

— Здесь должен был быть пожар, — тихо сказала она, отвернулась от зрелища в панике метавшихся по двору пьяных солдат и слуг и уверенно повела своих спутников в покои Янте.

Дочь Ролстры лежала в кровати с драконьими гобеленами, слишком слабая после родов, и рыдала, взывая о помощи. В углу еще тихо покачивалась колыбелька, но сидевшая возле нее женщина ушла, и не без основания, потому что языки пламени уже были видны в окнах седьмого яруса башни. Внутренние лестницы были охвачены огнем, горел деревянный балкон, располагавшийся тремя ярусами ниже. В комнату стал просачиваться дым, и ребенок заплакал.