Мелани Роун - Принц драконов

Стоя на лестничной площадке, Сьонед яростно искала взглядом маленькую фигурку Тобин в белой рубашке и наконец увидела, что она вместе с толпой бежит к воротам. Сверток с тепло закутанным ребенком был прижат к ее груда. Двор крепости был объят пламенм, деревянные постройки рушились. Дым валил из нижних окон замка. К утру в Феруче не останется ничего, кроме голых, почерневших камней.

Кто-то с разбегу врезался в Сьонед; на нем горела одежда. Ее Огонь. Она бы с наслаждением сожгла Янте, но этот человек не был ее врагом. В замке творился кромешный ад, и тем, кто остался внутри, она уже ничем не могла помочь, но этого человека еще можно было спасти. Спасти, чтобы не испытывать вины за его смерть. Она опрокинула его наземь и навалилась сверху, пытаясь сбить пламя. Его каблуки разбили ей голень и отдавили палец, и она заплакала, прижимаясь к его шее, прося у него прощения и вдыхая запах его обожженной плоти и своих опаленных волос. Но мужчина завозился под ней, застонал и попытался столкнуть ее со своей спины. Сильные руки. помогли ей подняться и обняли за талию.

— Сьонед! Скорее! С ним все будет в порядке. Обещаю тебе.

Она не могла перестать плакать. Даже тогда, когда она помогла мужчине встать на ноги, подтолкнула его к воротам и посмотрела; как он, шатаясь, выбрался наружу, Сьонед все еще всхлипывала, а потом вновь разразилась слезами.

— Мне жаль… Мне так жаль…

— Я знаю, — раздался низкий, скорбный голос Оствеля. Его руки тут же крепко обняли Сьонед. — Пойдем, а не то мы потеряем Тобин и малыша.

Сьонед прильнула к нему, и Оствель стал прокладывать тропу сквозь пекло, которое было делом ее рук. Испуганные люди прорывались сквозь главные ворота, охваченные кольцом Огня. Задыхаясь в дыму и следуя за Оствелем, Сьонед оглянулась через плечо. Пламя фонтаном вздымалось над замком, неистовое и смертельно опасное. Она уничтожила не только Феруче; наверняка многие его обитатели погибли в огне.

Она провела рукавом по потному лбу, по слезящимся глазам и всхлипнула, когда ткань коснулась обожженной щеки. Что-то не так, подумала она, и страх сжал ей грудь. На ее плече должна была остаться отметина от ее собственного Огня, да, так оно и вышло. Но в видении у нее были шрамы над бровью, а не ожог на щеке.

— Оствель, этого не должно было случиться! Все пошло не так!

— Рада Богини, а как ты себе это представляла? — хрипло проворчал он, волоча Сьонед за собой вдоль горящих стен замка.,

— Не так! — Она отпрянула и широко открытыми глазами поглядела на пламя и поднесла руку к опаленной щеке, чувствуя, как ее разъедает соль от новых слез. — Да, этот замок должен был сгореть в Огне не таким образом! Оствель, скольких я убила?

Он заставил Сьонед обернуться и сжал ее лицо ладонями.

— Прекрати, — решительно приказал он. — Я не позволю тебе взять грех на душу. Ты не виновата ни в одной из этих смертей, слышишь меня, Сьонед?

— Это был мой Огонь! Мой! О Богиня, что я наделала?

— Спросишь себя об этом, когда мы будем в безопасности! Сьонед, я ударю тебя и понесу, если понадобится! А теперь пошли!

Пришлось долго добираться до того места, где они привязали лошадей, но когда они дошли, оказалось, что животных кто-то украл. Там их ждала Тобин, расхаживавшая взад и вперед и тщетно пытавшаяся успокоить плачущего младенца. Сьонед взяла своего сына и принялась баюкать, заливаясь безмолвными слезами.

Именно Тобин предложила поискать убежища в опустевшем гарнизоне ниже Феруче. Большинство беженцев предпочло отправиться по главной дороге, которая через горы Вереш вела в Марку. Горящий замок освещал все вокруг, и в этом свете Сьонед видела раны куда более серьезные, чем ее собственные. Оствель спросил какую-то служанку, погиб ли кто-нибудь в пламени, но та лишь пожала плечами.

— Насколько я знаю, нет. Большинство было во дворе, пило за здоровье принцессы и новорожденного. — Лицо женщины внезапно сморщилось. — А теперь она умерла, и младенец, и три других мальчика тоже…

Мужчина, шагавший с ней рядом, сказал:

— Когда об этом узнает верховный принц, я и монеты не дам за жизнь каждого, кто в этот день оказался в Феруче.

Я не знаю вас. Должно быть, вы приехали с лордом из Кунаксы, который прискакал несколько дней назад. Посоветуйте своему хозяину как можно скорее исчезнуть. Я и сам собираюсь сделать то же.

Выслушав это, Сьонед слегка поколебалась, а потом потянулась к Оствелю и взяла его за руку.

— Оставь все как есть, — прошептала она. — Наверно, я никогда этого не узнаю. — Сьонед прошла еще несколько шагов, а потом горько добавила:

— По крайней мере я знаю, что собиралась убить Янте, и несу за это ответственность. — Она крепко прижала к себе ребенка. — Ниже моего достоинства делать вид, что это был несчастный случай.

Вскоре они отделились от толпы, незаметно скользнув в придорожные скалы. Когда последние беженцы прошли мимо, они вылезли и принялись спускаться по каменистой тропе, которая вела в гарнизон. Близился рассвет, когда они достигли намеченной цели. Укрывшись внутри, они стояли у выбитых окон и следили за тем, как высоко на скалах догорает Феруче. Сьонед качала испуганного младенца и не отдавала его ни Тобин, ни Оствелю даже тогда, когда принцесса предложила заняться ее ожогами на плече и щеке.

— Нет. Мне не больно. Оставьте меня одну.

У Тобин хватило мудрости не докучать ей. Сьонед, скрестив ноги, сидела в дверном проеме, держа в объятиях наконец-то уснувшего сына, и смотрела на горящий замок. Пока ребенок находился у нее на руках, можно было не думать ни о прошлом, ни о будущем. Пусть Тобин и Оствель заботятся о том, как им вернуться в Стронгхолд. А у нее на это не было сил.

Она опустила глаза на изумруд, снова занявший место на ее руке. Пламя, горевшее на вершине скалы, отражалось в глубинах камня, смешиваясь с его собственным огнем и собственной таинственной жизнью. Как-то давным-давно Андраде сказала ей, что если очень захотеть и как следует постараться, то видение станет явью. Да, она захотела и постаралась, и теперь на руках у нее бил ребенок и ожог на плече, который превратится в глубокий, широкий шрам.

Но другой ожог был у нее на щеке; ожог, которого не должно было быть, и пульсирующая, саднящая боль стала жгучим напоминанием о том, что сила делать видения реальностью — это еще не мудрость…

Над Речным Потоком вставал рассвет, такой же чистый, как бивший неподалеку родник, и Уриваль, начавший было сплетать солнечные лучи, задержался, чтобы насладиться красками утра. Они были нежными, розовато-серыми и кое-где зеленовато-золотистыми, смешанными с хрупкой голубизной неба, напоминавшей фиронский хрусталь. Пока сенешаль летел над Сиром, Луговиной и холмами Вере, усиливавшийся свет делал эти краски более яркими. И все же в них еще оставалось что-то туманное, неуверенное в себе, робкое, застенчивое и прекрасное.