Виталий Сертаков - Зов Уршада

— Либо мы немедленно кладем его на стол, либо в любую секунду… — Аркадий выразительно воздел руки.

— Если вы его отнесете наверх?..

— Нас всех арестуют. Пока мы сумеем объяснить, что ему нужна срочная операция… — Ромашка в отчаянии махнул рукой.

— Мы ничего им не сумеем объяснить, это к бабке не ходи, — мрачно подтвердил Аркадий. — Там наверху — четыре трупа.

— Тише, тише, тсс, — замахал руками водомер. — Дом Саади, кто-то проник в соседний подвал. Они еще не добрались до той стены, что я распилил, но если приведут собаку…

— Я убью их всех. — Поликрит выломал из рентгеновского аппарата длинный заостренный угол.

— Ра… Рахмани, — Ивачич снова пришел в себя, — здесь носят кресты?

— Да, брат. Прошу тебя, лежи спокойно, ты еще слаб. Мы попали во владения руссов. Ты не поверишь, их почти сто миллионов… На четвертой тверди живет очень много людей, Зоран.

— Они… они молятся Спасителю?

— Да, Зоран. Они молятся твоему богу.

— Раз они носят кресты, они помогут мне?

— Конечно, помогут. Зоран, на этой тверди тоже есть Балканы, и здешние руссы уже помогали твоему народу.

Ивачич снова тревожно приподнялся. Центавр уложил его на кривом запыленном столе, под бездействующей рентгеновской установкой. Лампочки в подвале погасли и загорелись вновь.

— Что же тут… что же им удалось? Они изгнали султана?

Саади беспомощно переглянулся с хирургами. Те старательно вслушивались в балканскую речь, но не понимали. Снорри с самодельным факелом исследовал заваленные мусором коридоры. Центавр в поисках оружия рвал на части автоклав.

— Да, Зоран. Здешние руссы помогли балканцам изгнать султана. На твоей родине мир и радость.

— Всюду… всюду мир и радость, только на Хибре пламя… только на проклятом Хибре… — прохрипел Ивачич. — Ра… Рахмани, кто эти… кто эти двое?

— Это лекари, они спасли тебя. Здесь замечательные лекари, Зоран, они возвращают к жизни даже тех, кто носил уршада.

— Я… я умираю, брат.

— Ты будешь жить. Лекари вынули из тебя последышей.

— Не лги мне, Рахмани. Ты… неужели ты повстречался с Продавцом улыбок?

— Он сам нашел меня. Лежи тихо, прошу тебя.

— Я скоро умру… Не лги мне, Рахмани. У меня внутри огонь. Мне надо повидать правителя… Молчи, молчи, слушай. Мне надо повидать его. Не наместника, а самого сатрапа. Ты видел его? Нет, ты не видел… Слушай, слушай меня. Я собрал двадцать семь миллионов золотом, я поделил их на три части. Где спрятана треть, известно Марте, еще треть я раскидал в королевских банках на Зеленой улыбке… Девять миллионов заберешь ты. Слушай, слушай, молчи! Нужно найти правителя в стране руссов, нужно говорить с ним. Если я не сумею… обещай, что ты наймешь тут солдат.

— Зоран, ты сам справишься. Ведь я не полководец, как ты. За тобой всегда идут люди, а кто пойдет за мной, да еще воевать в чужой стране? Нет, ты обязан выздороветь, иначе некому спасти Балканы…

— Рахмани, не ду… не дури мне голову. Ты найдешь герцога… Когда он увидит пятьдесят тысяч конницы и столько же пехоты… ему некуда будет деваться. Ему придется возглавить поход. Марта назовет тебе верных людей, на которых можно положиться…

— Хорошо, Зоран, я обещаю. Ты только не кричи, тебе нельзя кричать.

— Слушай, брат… Я замуровал золото там, где мы с тобой когда-то подстрелили сову… Ты помнишь сову? — Ивачич облизал пересохшие губы.

— Зоран, ты меня удивил. — Рахмани невольно оглянулся. Из всех мужчин, находившихся в подвале, только Снорри мог разобрать наречие балканцев, но он понятия не имел, где друзья подстрелили сову. — Вот уж не подумал бы… Действительно, там никто не станет искать.

— Ты… ты мне когда-то сказал, что центавры не станут воевать за деньги. — Каждое слово давалось Ивачичу с трудом, но он торопился все высказать, словно боялся опять провалиться в беспамятство. — Я послушал тебя, брат… Ты был прав. За крест будут воевать те, кто его носит. Если я не выживу, ты наймешь войско у местного правителя. Если он откажет, ты найдешь другого… Ты приведешь к герцогу Михаилу армию…

— Ты сам ее приведешь, — строго остановил раненого Саади, — ты сам приведешь свободу.

— За эти деньги можно нанять лучшую конницу, с двумя запасными лошадьми на каждого всадника… На два года, и обеспечить фуражом… — Зоран говорил как заведенный, словно торопился как можно больше передать своему старинному товарищу. — Слушай, слушай, Марта знает, где купить дешево сено для зимних переходов, где нанять лам и единорогов. Не тягловых… а боевых. Сотни единорогов достаточно, чтобы перекрыть горные проходы… Рахмани, ты помнишь Мячеслава? Мячеслав хранит порох… много пороха он спрятал в пещерах. Мы скупали его шесть лет…

Ловец слушал неровное бормотание друга и поражался, какой жесткой несокрушимой волей обладает этот истерзанный ранами, рано состарившийся человек, которого он помнил еще зеленым школяром. Едва очнувшись от наркоза, дом Ивачич заговорил не о себе, не о своей семье, покинутых факториях и торговых делах. Он снова и снова долбил в одну точку, словно узник, пробивающий случайным гвоздем стену темницы. Рахмани никогда не одобрял безумных планов опальной балканской аристократии, но воля Ивачича воистину творила чудеса. Саади подумал, что даже смертельно больной, в беспамятстве, он сумел проникнуть на четвертую твердь, а здесь, пожалуй, сам примется нанимать солдат! Саади в который раз изумлял удивительный сплав хитроумного контрабандиста, утонченного дворянина и бунтаря. И в который раз его сердце колола ревность, поскольку Женщина-гроза выбрала того, кто заведомо шел к пропасти…

— Рахмани, Мячеслав купит стенобитные машины, надо только провести их через канал…

Ловец кивал, а сам мрачнел. Как найти здешний Янтарный канал? И как объяснить разгоряченному полководцу, что здешний губернатор вовсе не жаждет встречи?

— Рахмани, ты помнишь, что ты мне обещал? — Изачич увернулся от цепких объятий хирурга, снова сел и некрепкой рукой вцепился Рахмани в плечо. — Мы обещали друг другу, что выполним последнюю волю того, кто умрет первым. Ты помнишь?

— Да, я помню, — потупился Рахмани.

— Так отведи меня к правителю руссов. Прямо сейчас, после будет поздно, ты сам это знаешь…

В слабом голосе Ивачича звенела сталь. Балканец спустил ноги в пижамных штанах на ледяной цементный пол. Толик Ромашка следил за перепалкой давних друзей, но не понимал, что происходит. Центавру кое-что успел нашептать Снорри. Теперь они оба быстро шептались в углу.

— Брат, почему ты молчишь? — Ивачич, морщась, запахнул халат. — Или ты забыл о нашей клятве? О дьявол, как больно, ммм!..

— Я отвезу тебя, — решился Саади. — Или отнесу на себе. Толик, ты сумеешь мне объяснить, где живет ваш губернатор?