Евгения Фёдорова - Жертвы времени

— Хочешь ли ты, Демиан, сказать что-нибудь в свое оправдание?

Я хотел сказать, и был уверен, что никто, даже Мастер, не сможет мне помешать. Справившись со своим непослушным языком и стараясь, чтобы мой голос не дрожал, я громко произнес:

— Я не виновен!

Рука Мастера предупреждающе легла мне на плечо.

— Как на счет доказательств? — с интересом спросил Рынца.

— Доказательства есть у меня, — опережая мое своеволие, сказал Мастер. — Лоле, он тащил тебя за волосы?

— Да.

— Но ты сопротивлялась и била его по рукам, пыталась освободиться?

— Да.

— Она могла дотянуться только до локтя, — сказал Оружейник, вытягивая руку. — Не выше.

— У Демиана было выбито плечо.

— Он мог упасть до того, как все это началось, он был пьян, как свинья! — Рынца не упустил случая возразить. — Да какое это имеет значение?

— Конечно мог, но для этого нужна определенная сноровка. Сильный, очень сильный или очень точный удар или падение с большой высоты.

Оружейник брезгливо покачал головой, и Рене глубоко кивнула, принимая мнение хозяина дома.

В комнате повисло тягостное молчание. Лоле подняла глаза и смотрела на меня зло и многообещающе. Я с трудом сглотнул слюну.

— Это он, — сказал женщина. — Ваши доказательства ничего не стоят, вы хотите меня обмануть. Я плохо помню, как сопротивлялась, может, мне удалось вывернуться и ударить его.

— Демиан готов раскрыть память, — глухо произнес Мастер.

— Ну-у-у, — протянула Рене. Лоле непонимающе посмотрела на нее.

— Тебе не кажется, что мы узнаем немногое? — осторожно спросила Рене. — Иначе он бы рассказал все сам.

— Он вспомнит, — пообещал маг, — даже то, чего не знает.

— Если кого-то интересует мое мнение, то я считаю это неоправданным, — сказал вдруг Горан, нахмурившись.

— Совершенно верно, — недовольно подтвердила Рене. — Ты собрался свести мальчишку с ума? Он — простой человек, ты забыл?

— Оставь тонкости тем, кто знает, как с ними быть, — раздраженно попросил Мастер. — Ведь, согласись, я один из самых сильных магов Форта…

— Так-то оно так…

— А не думаешь ли ты, — вдруг вмешался Анри, — что любое физическое наказание лучше того, что ты можешь с ним сделать?

— А я, так думаю, пусть попробуют, — разулыбался Рынца. — Пусть прочистит ему мозги.

— Мне такое решение не нравится, — Анри поднял руку. — Я уже переступил с ним черту — был зол и едва удержался, чтобы не расправиться с мальчишкой на месте. Но теперь я совсем не уверен…

— Ну тут у нас кажется патовая ситуация? — елейно напомнил Рынца. — Либо мы увидим, что он не виновен, либо мне придется немного пошлифовать его шкуру.

— Есть шанс, что ты справишься, Мастер? — в голосе Оружейника я чувствовал тревогу. — Ты можешь дать нам какие-либо гарантии?

— Кое-какие могу…

— Тогда давай. Я так решила, — велела Рена. Здесь она правила балом, но, если вдуматься, кто еще мог возглавлять подобное действие, как не она, обычная женщина, которая имела вес даже среди магов?

Темнота наполнила комнату, я перестал видеть стол и людей. Непроглядный мрак истек из сущности Мастера, окружил, подбросил меня вверх, будто игрушку. Но теперь это было немного по другому: мой разум был затуманен действием корня, он не испытывал страха и не противился быстрому течению, увлекающему меня за собой.

Где-то во дворах выла собака.

Я вышел со двора под нестройные одобрительные хлопки и крики, прошел по улице несколько домов, потом остановился и долго стоял на месте, не в силах справиться с внезапно навалившейся усталостью. Это представление много потребовал от меня, а Оружейник отнял ощущение движения одним лишь взглядом.

Мыслей не было. Я с трудом понимал то, что видел вокруг. Было безлюдно и прохладно, но моим телом владел жар опьянения. Каким-то внутренним чутьем я понимал, что надо всего лишь вернуться к себе в комнату, выпить воды и лечь спать. Тогда все пройдет, хотя утро встретит меня головной болью. Но я не послушался своих предчувствий.

Пошатываясь, я пошел вниз по улице, и дома, сменяющие один другой, казались бесконечными. Я напевал что-то себе под нос, а потом принялся насвистывать детскую песенку о ветре, который ходил ко всем в гости.

Ноги сами вывели меня к внешним воротам, где было совершенно безлюдно. Вода, журча, изливалась с краев бассейна, и я присел на самый краешек под стеной, глядя, как ветер треплет на ветру хвосты факелов. Странно, — плеснув немного воды себе в лицо, подумал я, — в центре города развешивают масляные фонари, а под стеной всегда горят факелы. Почему?

В голове немного прояснилось.

— Зачем я пил? — прошептал я и посмотрел на небо. — Ничего не изменится, ничего не исчезнет, если я убью свой разум. Всякий раз, возвращаясь, я буду видеть тоже самое! Надо протрезветь. Возьму-ка я лошадку…

Когда я, пьяно шатаясь, подошел к дверям конюшни, за ними раздались шаги. Я шарахнулся в темноту и замер. Открылась дверь, вышел конюх и подозрительно оглядел двор.

И что он делает в конюшне в такой поздний час? Почему этому человеку не спится? Почему он не находится где-нибудь, где горит огонь и ждут другие люди, почему не пьет и не беседует с ними, готовясь ко сну?

Я решил, что лучше не буду связываться с конюхом и побрел обратно. Мне казалось, что я смотрю на предметы, но не вижу их, все вокруг было нереальным и чужим. Стены домов имели странный красноватый отсвет, и мне казалось, я вижу, как пропитавшая камни города кровь медленно и лениво перетекает внутри неподвластных времени камней.

Мне казалось, я вижу движение теней по улицам; чудилось, что кто-то за мной следит, смотрит в спину с ненавистью и злобой.

Город живой. В нем течет кровь, у него есть душа.

Я постоянно оглядывался по сторонам, оборачивался, пытаясь рассмотреть того, кто сверлил мне спину жестким неприятным взглядом, но улица была пуста и лишь тени, отброшенные неверным факельным светом, плясали вокруг изменчивыми силуэтами.

Город живой и он не отпустит.

Мне казалось, что сам воздух полон ненависти ко мне; понимал, насколько чужд миру, в котором оказался. А он, непрерывно глядящий в меня, хотел меня.

Где же ты? Кто ты?

Я услышал приглушенные крики где-то совсем рядом, прибавил шагу и заглянуть в узкий проулок. Здесь не было факелов и я ничего толком не смог разобрать, только какое-то движение, да лоскут белой ткани, мелькнувший в темноте.

Сдавленный вскрик заставил меня шагнуть вперед, я просто не мог пройти мимо. Я шел медленно, стараясь разглядеть, что происходит и вдруг понял, что вполне привык к темноте. Как только я осознал это, сразу же увидел обоих…

В другой ситуации я бы испугался, но не сейчас, когда так нужно было что-то сделать. Я с разбегу врезался в черную, угловатую фигуру, которая волокла за собой бьющееся в страхе окровавленное тело. Сгусток темноты оказался необычайно твердым, он рухнул на мостовую вместе со мной, женщина откатилась в сторону, также задетая моим движением.