Мария Чурсина - Боги крошечных миров

Он и правда усмехался, потирал подбородок и пристально смотрел на Орлану. Его глаза и волосы теперь казались чёрными: огненный шар уплыл в сторону, выхватив из темноты корешки плотно составленных книг.

— Нет.

— Где моя дочь? Или ты понятия не имеешь? — Орлана сжала подлокотник кресла. Скорее подняться и уйти, пока она не потеряла самообладание прямо здесь.

— Она в храме, — повторил Орден, чуть наклоняясь к столу, как будто она могла его не расслышать. И вернулся к раскрытой книге.

Орлана сорвалась с места. Стук каблуков по мраморному полу разбудил эхо в галереях замка. Дождь моросил в открытые по-летнему окна. У одного Орлана замерла и вгляделась в темноту. Туда, где раньше возвышался высеченный из чёрного камня храм. Сейчас там были развалины, поросшие мхом и крапивой.

Там ящерицы грелись на камнях в полдень. Утром звенели птицы. На закате камни окрашивались в багровый, будто кровью, и тогда затихал шум деревьев.

Продрогли сжатые на подоконнике пальцы. Дождь припустил с новой силой, наполняя шумом всю галерею. Из-за дождя она и не услышала шагов за спиной. Но кто же ещё мог явиться к ней посреди ночи?

— Аластар, — проговорила Орлана, не оборачиваясь к начальнику тайной полиции, — остановите поиски Эйрин. Кажется, я знаю, где она.

Она бы всё равно не поверила, что её дочь — сумасшедшая. Сколько ни твердили бы об этом целители. Они, конечно, снисходительно относились к горю Орланы, все до одного. Никто с ней не спорил, разве что шептались за спиной, но куда уж без этого.

Единственный сын Орланы погиб несколько лет назад, так и не достигнув совершеннолетия. Тогда кровавый переворот захлестнул столицу. Её супруга тоже убили повстанцы. Эйрин повредилась рассудком, когда её взял в заложники лидер восстания.

С тех самых пор Эйрин как будто подменили. Некоторое время она ещё вела привычный образ жизни, но могла вдруг замереть посреди галереи, глядя прямо перед собой. Ночами она уходила далеко в Альмарейнский лес, как была — в лёгком платье посреди холодной весны. Возвращалась потом, растрёпанная, вся в царапинах, словно шла через бурелом, тихонько напевала. С извечной отстранённой улыбкой на лице. А потом она и вовсе замолчала.

Сколько Орлана ни билась, пытаясь поговорить с ней, Эйрин улыбалась и смотрела мимо. Тогда императрице оставалось только приставить к дочери охрану и терпеливо ждать каждый раз, когда Эйрин отправлялась побродить. Иногда ей удавалось сбежать, и тогда Орлана снова ждала — когда Эйрин найдут, чтобы на замок снова опустился призрак спокойствия.

Минула та кровавая зима, когда переворот едва не похоронил всю столицу под рухнувшими башнями и языками пламени. Год сделал полный круг, канула в Сантарин промозглая весна. Лето мазнуло кончиком кисти по садам и паркам. Тревога за Эйрин, родившаяся год назад в душе Орланы, становилась только сильнее.

— Не так уж хороши наши дела, лорд, — произнесла она, шагая по галерее.

Аластар шёл следом, как обычно, на полшага сзади. Эхо ловило только стук её каблуков. Накидка то и дело сползала с плеча — Орлана ловила её привычным жестом.

— Империя осталась без наследника. Эйрин и так была единственной моей надеждой, а теперь и она ушла. Как же не вовремя. Ведь стоит упасть искре, и разгорится паника. Это все понимают. И Совет. И наши соседи — им только дай повод объявить войну. Они же, как шакалы, набегут и оторвут по куску — кто сколько сможет, стоит нам дать слабину. Подключится знать, и растащит империю на мелкие королевства. А треть армии пришлось распустить. Провинции тоже кое-как сводят концы с концами. Ещё одну войну нам сейчас просто не вынести.

— Нельзя впадать в отчаяние, моя императрица, — негромко отозвался Аластар. Его прикосновение — было оно или нет? — только воздух шевельнулся у локтя Орланы. — Поодиночке они не посмеют нападать, а союз заключат вряд ли.

Она прикрыла глаза. «Нельзя впадать в отчаяние», — так он уже говорил.

Он уже спасал её этими словами. Когда половина столицы лежала в руинах, Орлана не знала, за что хвататься в первую очередь. Когда небо заволокло таким слоем чёрного дыма, что он висел в воздухе пять страшных дней, и листья на деревьях вяли, не дождавшись солнечного света.

Тогда в Илле восставшие жгли в знак протеста ратушу, а Малтиль поедала песчаная буря. За два дня стража отловила в замке трёх наёмных убийц, которые попытались добраться до Орланы. Когда их казнили, она от усталости не могла даже заплакать. Сидела у себя в кабинете, уткнувшись в сложенные на столе руки.

Она не слышала, как вошёл Аластар. Он опустился на одно колено у её ног, тронул за локоть.

— Моя императрица. Нельзя унывать. Вас пытаются убить десятки, сотни гибнут, защищая вас, и тысячи готовы погибнуть. Ради них нельзя впадать в отчаяние.

Теперь прохладный дождь таял на её руках. Галереи замка озарял мягкий серебристый свет, исходящий от витиеватых узоров на стенах. У дверей в спальню Орланы стояли стражники в алых плащах. Их лица были скрыты под капюшонами, мечи прятались в ножнах.

— Завтра я собираю Совет, — произнесла Орлана, обернувшись к Аластару, — и если они намеревались воевать, им придётся попридержать оружие. Да, Орден теперь входит в Совет, правда, всего лишь в качестве наблюдателя.

Она была благодарна Аластару, что он ни единым жестом не выказал эмоций. Молча кивнул — принял к сведению.

— Спокойной ночи, моя императрица.

— Спокойной ночи, — отозвалась Орлана, ёжась от холодной бессонницы, которая ей предстояла.

Казалось, в эту ночь бессонница мучила одну только императрицу.

В жемчужно-серой темноте Альмарейн спал, с головой погрузившись в ленивое спокойствие. Спали каменные статуи на площадях. В тишине нёс тёмные воды Сантарин. Дремали на постах стражники.

На одном из окон ветер отгибал краешек тёмной шторы, и лучик белого света просачивался наружу. Сидящий за столом маг ничего этого не замечал. Побелевшие в костяшках его пальцы были сцеплены у подбородка. Глаза невидяще уставились мимо того, что лежало перед ним, завёрнутое в красный бархат.

Где-то в переплетении улиц тявкнула спросонья собака. Маг вздрогнул, сбросив оцепенение, и тут же накрыл углом бархатного покрывала меч, как будто боялся, что кто-нибудь подойдёт сзади и всё увидит: и плохо вычищенное лезвие, и почерневший от времени эфес, и фамильный вензель на рукояти. Увидит в них то, что увидел он сегодня ночью. Прохладный ветер тормошил край его плаща, по-хулигански дёргал за длинную прядь волос.

Маг завернул меч, аккуратно, как младенца, и вернул на полку — туда, где по обе стороны стройными рядами теснились книги. В крайней задумчивости провёл по ним кончиком пальца.