Сергей Уксус - Путь к жизни

К удивлению Грима, в этот раз Гельд на его приветствие отреагировал: повернул голову и слегка кивнул. И даже с первого раза понял, чего от него хотят. Встал, вошёл в башню и спустя пару минут вышел уже с чужаком. Правда, после этого опять уселся на своё место, не обращая внимания на происходящее рядом. Мол, сумеете договориться — хорошо, нет — не моя беда. Но это было его право, и ничего обидного в таком поведении великан не видел. Да и потом, чем может помочь тот, кто не то что языка не знает, но даже говорить вряд ли умеет? Вот-вот. Ничем. К тому же Гримгирд, предвидя возможные проблемы, заранее позаботился об их решении: на большом куске полотна угольком были тщательно нарисованы несколько охотничьих сцен. Оставалось только, ткнув в фигурки людей, показать потом на себя и чужака.

Ещё немного времени ушло, чтобы утрясти вопрос с оружием. Поначалу пришелец, решив, что лук со стрелами и короткое копьё ему дарят, отказывался, и Гриму пришлось снова тыкать в рисунки. Но наконец, ненадолго исчезнув внутри башни, Хассрат появился с заброшенной за спину котомкой и выразительно глянул на здоровяка: мол, готов, отправляемся?

Подхватив связку дротиков (сам великан ни луков, ни арбалетов не признавал. Обходился дротиками и обычными камнями, которые метал с удивительной точностью), Гримгирд указал рукой направление и зашагал не оглядываясь. В том, что чужак не отстанет, он был уверен.

Горные пути к болтливости не располагают: далеко не везде тропа достаточно широка чтобы идти рядом. И шума такие места не любят. Потому до самого привала охотники вряд ли перекинулись десятком слов. Да и то говорил один Грим, время от времени указывая на приметную скалу или дерево и называя прозвища, данные им местными. Хассрат только кивал, запоминая. Повторить он даже не пытался: всё равно с первого раза правильно не получится. Зато на обеденной стоянке, перекусив бутербродами с салом, здоровяк принялся за обучение языку всерьёз: показав на предмет, называл его, просил повторить, поправлял, если у «ученика» получалось плохо, опять просил повторить… Воин не возражал: если уж они с женой и сыном здесь останутся, надо хотя бы с хозяином уметь объясниться без посторонней помощи.

После привала снова был переход, а за ним — снова остановка. Но уже на месте. На том пастбище, которое им предстояло спасти от засилья горных волков.

— Новый выводок, — рассказывал старый орк, морщинистая кожа на лице и руках которого была густо усеяна бурыми пятнами. — Волчица их водит. Сильная. Умная. Хитрая. Как наш прародитель. Я её видел однажды. Издали. Приходила посмотреть, — пастух снял с пояса флягу с козьим молоком и отхлебнул из неё. — Она каждую осень здесь разбойничает. Молодняк натаскивает. Её бы взять!

Сидевшие вокруг костра согласно закивали: было бы неплохо. Было бы. Но это — дело почти несбыточное. И потому шкура матёрого зверя ценится в пять раз дороже шкуры годовалого щенка. Даже летняя.

— Сегодня пойдёте? — прервал задумчивое молчание старик.

— Пойдём, — кивнул Грим. — У нас и так всего две ночи. Что время терять?

— Хорошо, — согласно приопустил веки пастух. Великана он знал давно и потому не стал говорить об отдыхе после дороги. Что же касается чужака, проглядывало в нём что-то, чего не замечали глаза молодых. Что именно, орк ответить затруднился бы, но всё равно был уверен — этот тоже в засаде не заснёт. — Они от Птичьей Лапы пойдут. Мы там, в стороне, козла привяжем. Бодливого, — послышались слабые смешки.

Посидев ещё полчаса, все стали расходиться: кто — в засаду, кто — собирать стадо на ночь. Тщательно выбрав место сначала напарнику, а потом себе, Грим расстелил старое полотнище, сшитое из бараньих шкур, разложил поудобнее дротики и приготовился ждать. Чуть дальше к Птичьей Лапе возился и недовольно взмекивал тот самый бодливый козёл, привязанный длинной верёвкой к вбитому в землю колышку, а за спиной, нахально щурясь серым пятном на снежно-белом лике, с медленной торжественностью взбиралась в зенит Большая Луна. Именно на ней, как утверждали жрецы, находились дворцы богов. Именно оттуда они наблюдали за подвластным миром. Что же касается её сестры, Малой Луны, — вполовину меньшей по величине и значительно менее яркой — она предназначалась для душ, закончивших круговорот смены жизней (по каким признакам это определяется, храмовники не говорили, лишь делали многозначительные лица), а также для тех, кто ожидает очередного перерождения. И размещались покинувшие земное существование вполне обычно: на светлой стороне — праведники, на тёмной — грешники. Так говорили служители богов. Так думали те, кто им верил. И потому нередко можно было услышать: «Чтоб мне на светлую сторону не попасть!» — или: «Чтоб тебя с тёмной стороны не выпускали!»

Сам Гримгирд таких выражений не употреблял. Он верил словам деда — настоящего великана, а не просто большого человека. «В мире есть две главных силы, — объяснял старик уютно устроившемуся у него на коленях внуку, — Огонь и Холод. Это они создали мир. И это из них он состоит. И когда кто-то умирает, он становится частицей Огня или Холода. А что касается хорошего и плохого… Тут, малыш, думать только тебе. Потому что люди изменчивы, и то, что сегодня считают хорошим, завтра будут считать плохим… Понимаешь меня? — маленький Грим тогда, конечно же, кивнул, однако старик не поверил: — Ничего. Поймёшь когда-нибудь. Главное — помни!»

Из воспоминаний здоровяка вырвало возмущённое блеяние: вредная скотина металась на привязи, пытаясь рвануть в бой, но крепкая верёвка не пускала. В той стороне, куда были направлены острые длинные рога, Грим разглядел несколько сгустков тьмы. Подхватив дротик, он резко оттолкнулся левой рукой от земли и метнул его в ближайшую тень. «Попал!» — радостно отметило сознание, и сразу же от лёжки чужака один за другим донеслись два щелчка тетивы. «Быстро что-то, — засомневался здоровяк, поднимая второй дротик и всматриваясь в темноту. — Если промазал, придётся стрелы потом искать». Чуть прищурив глаза, он всматривался в ночь, выискивая очередную цель. Однако, к огромному разочарованию великана, ничего не находил, да и козёл, как-то вдруг перестав беситься, теперь просто громко орал, то ли жалуясь на свою козлиную судьбу, то ли выражая презрение трусливо сбежавшим врагам.

— Хасси! — наконец позвал Грим, поднимаясь на ноги. — Хасси! Идти! Искать!

Через пять минут, глядя на двух убитых напарником волков, великан почесал в затылке:

— И как это у тебя получилось, а?

Хассрат, догадавшийся о смысле вопроса, порадовался незнанию языка. При желании он мог видеть в полной темноте. Не так хорошо и далеко, конечно, как на свету, но на сотню шагов — очень даже сносно. Вот только рассказывать о своих необычных способностях считал преждевременным. В конце концов, именно из-за них им пришлось бежать. Поэтому, даже не пытаясь хоть как-то ответить, воин осторожно вырезал ножом стрелы, затем ухватил обоих добытых зверей за передние лапы и не спеша зашагал в сторону стоянки: на сегодня охота, похоже, была закончена.