Галина Гончарова - Домашняя работа.

Эмма одобрила.

Лиля вздохнула про себя. И решила запустить еще одну сплетню. Ибо чем же еще с ними бороться? Сделала скорбное лицо.

— Что я могу сказать… Альдонай заповедовал нам терпеть и прощать врагов своих… я понимаю, Кальме не нравится, что она должна подчиняться Марте. Но нянюшка меня вырастила — и Миранду она сумеет вырастить не хуже. А от Кальмы толку нету. То ребенок весь чумазый ходит, то истерики устраивает, то вообще едва убийце не попался… какая ж из нее нянька? Подопечная уходит, а она спит и не слышит…

— Такое терпеть нельзя, госпожа графиня….

Эмма сделала нарочито постное лицо, уже прикидывая, что расскажет слугам на кухне.

Лиля ответила ей такой же гримаской.

— Ах, Эмма, я все понимаю. Но ведь она тоже человек, а все мы слабы и подвержены искушениям. Таким, как грех сплетен, суесловия, лени…

— От греха лени я ее живо вылечу, — пообещала Эмма.

Они переглянулись с Лилей, отлично понимая друг друга.

Если Лиля — сошла с ума, то все вокруг — дело лап безумной женщины. Или вообще Мальдоная ей нашептала. От одного и до другого недалеко. А это не есть хорошо. А слухи вещь устойчивая. То ли он шубу спер, то ли у него, но история‑то была?

Этого допускать нельзя.

Инерция мышления — вещь страшная. Если народ привык везде видеть происки сатаны — он их увидит. И плевать, что сатана здесь женского рода. От этого не легче.

Так что…

Пастера от себя отпускать далеко и надолго нельзя. Вирман тоже. Солдат делаем своими людьми. А вот с деревнями…

Надо бы запустить сплетню на тему: ' графиня хорошая, только после потери ребеночка слегка умом тронулась, не хочет, чтобы дети голодали '

Это первый вариант. И второй: ' кто работает — тот получает от графини вкусные плюшки '.

Вопрос — как?

Ну да ладно.

Придумаем. Вспомним СМИ 20–го века. Чтобы после такого и не научиться запускать слухи?

Ха!

И уж молчим про гарнизонные городки. Вот где чихнуть не успеешь — тебе платки со всех сторон припрут. А какие там ходят сплетни? Просто шикарные…. Вот и вперед.

Плохо, что она — графиня. И сплетничать сама о себе она не может.

Ничего, используем подручные средства.

Эмму, например. И Лиля промокнула глазки уголком одеяла.

— Ах, Эмма, разве сумасшедшая стала бы строить храм? Ты же понимаешь, что это глупости. Да и про вирман глупые спллетни. Мой дорогой супруг далеко, а достойнее него мужчины просто нету. Надо бы попросить пастера прийти сюда, помолиться вместе со мной за его здоровье и благополучие… да и крестьян о том же самом попросить…

Эмма активно закивала. И Лиля добавила сахарку.

— Да и вирмане… ты же знаешь, что староста девушек продавал работорговцам…

— Все знали, ваше сиятельство, — Эмма ловко вклинилась в трагическую паузу. Умница, тетка.

— Вот! Ворье, разбойники… они ведь опять пожалуют. Сколько наших ребят поляжет в схватке с ними? А вирмане справятся, это их дело — воевать. Чтобы мои люди были защищены, я бы и больше вирман наняла. Я же не знала, что господин граф людей пришлет?

Эмма закивала. Явно, сплетня будет запущена в народ.

— Кальма даже и не думает, что эти вирмане будут и ее защищать. Или ей так хочется в рабство? Или она предлагает, как придут работорговцы — ее перед воротами выставить? Пусть взглянут, ужаснутся — и уплывут? Ой, что‑то я сомневаюсь.

Эмма тоже сомневалась.

— Кстати, я ведь так и не сказала, сколько буду тебе платить. Сколько получал твой супруг?

— Две серебрушки в месяц, госпожа.

— Ты будешь получать четыре. Я умею награждать верных людей и за хорошую работу.

Эмма кивнула. Ох, непроста была женщина. Явно не проста.

На миг у Лили даже мелькнула мысль — не она ли сообщница Эдора?

С другой стороны — зачем тогда ее выгонять из замка? Чтобы жила в деревне и осведомляла? А какая от нее польза? У Эммы до сих пор авторитет не слишком. Да, баба она умная. Но в средние века ума мало. Да и не рассматривал бы Эдор женщину как сообщника. Инерция мышления. Все та же инерция.

Но проверить не помешает.

Как?

Еще придумаем.

Посмотрим, что из тайников выгребли. И отправим завтра вирман полностью простучать кабинет. Их ремесло разбойничье, им привычно тайники искать и вскрывать… глядишь, и еще что найдут?

Посмотрим, посмотрим…

Окрыленная Эмма удалилась, пообещав позвать пастера. А Лиля решила придумать еще что‑нибудь хорошее. Например, поговорить с Мири при девочках — мастерицах… она найдет, как.

Сплетню надо запускать с нескольких сторон и в разных видах. Тогда — приживется. Как там по общаге гуляло перед выборами?

Да здравствуют СМИ истерические!

Технологии психологические!

Откровенный пиар. И газетный базар…

Дальше Лиля просто не помнила. Но главное не назвать. Главное — применить.

Август Брокленд, если быть точной — достопочтенный Август, ненаследный барон во втором поколении, был занят. Он как раз проглядывал письмо зятя.

Из оного следовало, что в Иртоне все спокойно, Лилюшка ждет ребенка (дай Альдонай мальчика), король размышляет над переделкой кораблей для большей быстроходности и по всему — заказ должен достаться именно их верфям. А один из компаньонов привез ценный груз специй.

Так что после продажи они станут еще богаче.

Август положил себе купить Лилюшке что‑нибудь хорошее.

Дочку он любил.

Искренне и нежно.

Одна, кровиночка. Жена Августа умерла, когда Лилюшке был год. И мужчина решил больше не жениться. Дочь у него есть, если что — он малышке все оставит, найдет управляющих — и будет его доченька жить как сыр в масле.

Тогда у него еще не было верфей. Но оказалось, что у Августа талант. Да, вот такой.

Кораблестроительный. И в придачу — верфеуправительный. Брокленд просто чуял, кого и куда надо поставить. Он знал, что этот плотник — хороший, а вот этот, хоть и поет красиво, но врет. А вот это дерево плохое. И инструмент негожий. Здесь недосушили. Там недодержали…

Он не знал, как! Но это было словно бы шестое чутье.

И всегда восхищался кораблями. Сам он сначала просто торговал, а потом купил почти разоренную верфь. И дела вдруг так рванули в гору, что за ними бы тесто из кадушки не успело. Он нутром чуял, что может пойти на пользу скорости, что остойчивости… он не знал — как! Но взяв в руки чертеж корабля он понимал, что и к чему.

Дар Альдоная?

Не иначе.

Кто‑то рождается поэтом. Кто‑то — видит корабли насквозь.

От глаз Августа ничего не могло укрыться на верфи. И это при том, что в море он выходить физически не мог. Морская болезнь скручивала его даже на реке. Но корабли он нутром чуял.

И за это его ценили. За двадцать лет управления верфями, со стапелей Августа Брокленда не сошел ни один некачественный корабль. Да, дорого. Но зато он посреди моря не развалится.