Татьяна Мудрая - Клятва Гарпократа

— Разве так важно — налепить ярлык на эту шкатулочку? — ответила его сестра. — Главное то, что в ней упрятано чудо.

Окно в мир всерутенского запустения так и осталось открытым. Привычный вертдомский космос обрамлял его как рамой, и постепенно вертцы всё более рисковали проникать туда. Даже более того: общение со странной монашкой придало всем дерзости.

Необходимо было также сделать нечто с даром, полученным старшими: передать как эстафету или передарить? Филипп завещал разыскивать остатки человечества по всем пяти континентам и всему морскому безбрежью.

Для этого было решено применить наисовременнейшую модификацию рутенских летунов — у них не имелось крыльев, им не требовалось разбега, чтобы взлететь, они могли подниматься строго вертикально и зависать в воздухе, вращая огромной тройной лопастью. Для воды и болот у них были не обычные колеса, а лыжи, для питания — тончайшие солнечные батареи…

И всё это было необходимо собрать вне портала.

Поэтому множество вертдомцев сновало по Вольному дому — от главной двери до входа в Иномирье — с частями разобранного «вертолета» (может быть, лучше сказать «рутенолета»? Подгонкой, пригонкой и установкой на место занималась небольшая бригада отчаянных голов.

И ведь нужно было еще привадить этот хитрый механизм к его владельцу — в точности так, как Морские Люди проделали это с байком по имени «Белуша», подаренным королю Кьярту. А именно: напоить избранной кровью всех потомков Хельмута, за исключением младших кузенов. Ибо они уже вдосталь натерпелись.

Самые старшие, Фрейри и его священная сестра-жена, а также бывший королек Фрейр с его рутенским другом отпадали без разговоров. Возиться с Рутеном им еще раньше надоело: ни патриотических чувств, ни любви к трупу, ни моральных обязанностей они за собой не замечали. Тем более что Юлиан воспитал для своей былой отчизны целую плеяду высокоразумных четвероногих (и четвероруких), а Фрейри, как блохи, заедали типично королевские заботы.

Бельгарды также заявили о самоотводе: прибираться и разбираться в крупнейшем соборе мира можно было до следующего конца света.

Все прочие пары королевских детенышей смотрели друг на друга с некой оторопью. Типичное Хельмутово отродье, подумал Бьярни: все, как есть, рыжеволосые и носатые, с незначительными отклонениями. Никакого благолепия. Это всё их мама Зигги постаралась: оттого и смылась от дела…хм… рук своих в монастырь.

— Вот что, я тут вчерне прикинул: вам всем достанется по обширному полю деятельности, — сказал он, наконец. — Фрейры держат Вертдом, это ясно. Бельгарды обеспечивают Евразию. А кто понесет огонь в обе Америки?

Тут он поднял кверху заветный ларчик: Золотое Перо было вложено в дополнительную оболочку, укрепленную и окропленную каплей королевской крови. Тем не менее, пламенный ореол клубился вокруг и то и дело пробивался за пределы хитроумного футляра.

— Кто вложил сюда заветное, признавайтесь, — приказал он.

— Младшие принцы, — ответили ему, — Крестники здешнего демиурга.

— Значит, Филипп и Филиппа, — кивнул он. — Так я на это и положил… полагал, конечно. Вот им и нести свет в мрачные джунгли.

— А ты с нами пойдешь, Бьярни? — спросил Филипп.

— Не сомневайтесь. Полечу как на крыльях.

И в самом деле полетел.

Вертолет с двумя пассажирами и пилотом — им, естественно, был Бьярни с его привычкой постоянно рулить и разруливать — облетел почти всю северную половину континента и дал им троим убедиться, что не сохранилось почти ничего из высотных зданий ближайшей современности. Отчего-то над плоскостью Нового Йорка одиноко возвышалась двойная башня Международного Купеческого Центра: или то было оплотневшее привидение? Должно быть, в давние времена ему было пожертвовано вдоволь крови…

Города и прочие строения и раньше выглядели коростой на теле Земли, а ныне и эта короста была неопрятна: ровного слоя детрита, как в Европе, здесь пока не наблюдалось. Проплешины с неровными краями, воронки с плоским дном, неряшливые груды чего-то серовато-бурого…

Остальное скрывалось под пологом гигантского, невероятного леса.

— Так мы ничего не отыщем, детишки, — сказал Бьярни, повернув голову со своего места. — Не бронтозавры же здесь водятся.

— Мы хотели бы увидеть пирамиды, — объяснил Филипп.

— Наполеоны, тоже мне. Века глядят на вас с вершин этих пирамид, как говорится.

— Теокалли, — поправила Филиппа. — Совсем другие. Скорее как вавилонские зиккураты в Азии.

— Тогда приземляться надо. Сдаётся мне, что сверху они изрядно позарастали мохом-травою…

— А животные?

— А я?

Бьярни был не зря так самоуверен: против обученного боевым искусствам живого меча не устоит никто ни в Верте, ни в Рутене: разве что такие же клинки, которым, думали все, давно уж нет дела до человеческой возни.

Приземлились они, однако, не в Мексике, а в низовьях Амазонки: нечто подозрительно напомнившее им коническую груду щебня, то и дело мелькало здесь из-за кустов, какими тут служили нормальные деревья. Выбрались из летуна, оставили ему для ориентации кое-что из того, что не влезло в заплечные мешки, и скрылись в глубине зарослей. Добрую половину суток они двигались как бы внутри звериной шкуры с пышным мехом, с жилами лиан. Хотя Бьярни снова оборотился острой сталью и бойко прорезал им всем дорогу в душной зеленой утробе, молодые люди уставали и чувствовали некую жуть. И немудрено: в своем собственном доме и то бывает страшно — если он слишком большой. Ибо пустынная земля выказывала невиданную роскошь и свободу, но казалась голодна по-прежнему: не отдавала, но вбирала в себя своих мертвецов. Там, где они шли, от земли поднимались гнилостные испарения: бродила закваска нового мира, мелкие твари покрывали останки мертвых деревьев и трав сплошным шевелящимся покрывалом

— Земля была дана в дар — и этот дар, наконец, решил обособиться и отгородиться от человеческого беззакония. Природа взяла себе назад свой Путь, — говорил Филипп.

— Это у тебя от утомления, братец, — посмеивалась Филиппа. Как все женщины, она была выносливей.

— Знаешь, Бельгардам, по крайней мере в самом начале, было полегче: они — мыши под сводами, а мы… наверное, просто букашки типа муравьев, которые здесь кишат. Безмозглые. Наверное эти… нас так и воспринимают.

— Кто — эти?

— Верхние. Я что-то улавливаю: будто ментальный ветер.