Татьяна Мудрая - Мириад островов

— Женщина? — Марион недоумённо улыбается, потом хихикает, прикрывая ладошкой рот.

— А, поняла. Отослал умничку от себя — так нет, снова мою ревность будишь. Ужо тебе! Вот рожу после этой ночи двойню, все будут смеяться. Что не отец ты, а старенький дедусь со внучками…

Кажется, с того самого момента, когда Барбе проник в тесное пространство кареты, изменилось наполнение времени. Путешествие перестало быть монотонным — даже твердолобый зануда Орихалхо начал поглядывать на своих пассажиров, кривя узкий рот в подобии улыбки. Стычек больше не происходило: по всей видимости, оба высказали то, что хотели, в самый первый раз.

Галина как-то быстро и естественно перестала насиловать имя морянина и «выкать» Барбе, отчего наконец-то смогла общаться с ним и Орри на равных.

Кто был на самом деле её Барб — студент-недоучка? Странствующий жонглёр, или фильяр, как называли это весёлое ремесло в Готии? Паломник или бродяга по убеждению?

Он уделял телесной чистоте куда больше внимания, чем все соотечественники Галины, которых она знала. Непременно зачерпывал особой кружкой из огромного медного чайника с полудой, в котором Орри кипятил воду по вечерам, капал нечто из пузырька и обтирался влажной тряпкой с ног до головы. (В другое время суток Орри использовал куда менее величественное вместилище — только ради готовки.) Ночью ложился позже, вставал утром раньше Галины — чтобы лишний раз не смущать своим мужественным видом. Если вблизи попадался хотя бы ручеёк или криница — непременно окунался в проточную воду по самые плечи и расстилал по ней феноменальные свои волосы. И, натурально, каждое утро скоблил щетину: складной бритвой, похожей на миниатюрный ятаган. Большой нужды в этом, похоже, не было — покрытые загаром щёки не отливали синюшным румянцем. Что ещё нравилось Галине — почти полное отсутствие у него кадыка, несмотря на довольно низкий тембр голоса. У отца такая особенность телосложения объяснялась его сладким тенором.

Снова нежеланные параллели. И как они оба, папа и Барбе, размахивали острым лезвием…

«Мои глаза спотыкаются обо все смертоносное. Психологическая аберрация зрения».

Также новый член их малого сообщества при случае управлялся с лошадьми и ворочал тяжести не менее сноровисто, чем Орри, и даже куда изящней.

— Удивительно, — комментировала Галина. — Такая ловкость во всех движениях, а говоришь про себя, что не боец.

— Я ведь актор. Актёр, если угодно. Вечный притворщик. Умею создавать видимость. На самом деле, меня учили фехтовать тростью, уклоняться от ударов и даже наносить — но лишь по видимости. И, ну пожалуй, ради защиты, чтобы остановить нападение.

— Вот почему на нас не нападают разбойники. В Лутении мне говорили, что неподалёку от взморья они всё-таки встречаются.

— Сэнии такое угодно? — с неожиданной резкостью ответил Барб.

— Помилуй, я только полюбопытствовала.

— А, тогда мне легко объяснить. Все тати чуют Орихалко, будто мыши — кошку. Говорят, стоит её завести, как грызуны по команде уйдут из места.

— Ой, не знаю. Как тогда бедняжке не помереть с голоду?

— Податься в отходный промысел, будто крестьянину из бедной деревни.

Ответ показался Галине куда больше вопроса. И так происходило часто.

— Насчет работников ножа и топора я поняла. Но вот отчего животных рядом с дорогой не видно?

— Боятся сайклов.

— Эти твари ведь попадаются редко. От силы раза три нас обгоняли и два — шли навстречу.

— Звери тут умные. Специально выучены. Машины и кареты грохочут, но всадников с чего бы им бояться? Это люди их нарочно отвадили. Дурными запахами и неприятным звоном. Кормушками вдали от дороги.

— Кнут и пряник?

— Выработка условного рефлекса. Вот.

И ещё.

— У меня по сравнению с вами обоими плохая спортивная форма, — посетовала Галина, — а вон Орри говорит и ты поддакиваешь, что я рождена для убийства. Ты так ловок — но сказал тогда в гостинице, что не мог защититься.

— Правда сказал? — Барбе в комическом удивлении поднял брови.

Действительно, подумала она, не было ничего похожего. Это услужливое подсознание задним числом оправдало вмешательство дамы в типично мужские разборки.

Только вот её собеседник мигом извинился за неточность ответа:

— Хоть и не сказал, но и в самом деле не мог. Был парализован гибелью моей ненаглядной. Ведь и формы не идеальные, и звук неверный, а приобвыкся, прикипел душой.

Ещё Барб заново приохотил Галину к чтению. Увидел, как она от нечего делать рассматривает книжку «Сказаний приморских и вестфольдских», поперёк себя толще, и спросил:

— Легенда, которую так любит святой отец Эригерон, там точно имеется. А письма брата Джунипера там нет?

— Даже не знаю. Шрифт больно уж заковыристый. Нарочно такое взяла, чтобы распутывать по дороге. Время провести.

— Стоило бы посмотреть. Мы ведь вот-вот на взморье выедем, а это по королевскому указу земля ба-нэсхин.

— Морского народа? Я думала, граница проходит по воде.

— Так, я знаю, в Рутене. Что-то принадлежит ближнему с морем государству, всё прочее — нейтральные воды для свободной навигации. Так вот у нас в Верте нейтральная территория — песчаные и галечные пляжи, шхеры и фьорды с их гаванями. Но всё равно за них морянская община отвечает. Наподобие таможенников. Но дальше — их владение. До неведомой прочим границы.

— «Где можно ударить копьём в водную радугу и поразить лосося. Где водные течения влекут челн к диковинной красы плавучим островам и драгоценным башням, каждая из которых прорастает сквозь столетие».

— Вижу, что читали-таки свою книжку. Это сказано о местах поселения ба-инсанов.

— Инсаны — это…

— Испорченный язык, сэнья Галья.(интонации в подражание Орихалхо: дразнится.) Ба-инсан, морской человек, — единственное число, ба-нэсхин, морские люди, — множественное. Не чудней российского прошедшего времени, принявшего в себя мужской, женский и трансвеститный род.

— Они странные. Сколько я их видела — так и не привыкла.

— Говорят, почти в каждом вертдомце имеется хоть капля, крупица морской соли. Когда-то эти помеси лишь презирали и замалчивали, теперь самые явные сделались вроде «дворян меча».

— Как это?

— Палачей и их ближайшего окружения. И те, и эти живут в золотой клетке и служат своего рода резервом, а пока используются для особенных поручений.

— Барб, наш Орри, скорее всего, не слышит или не обращает внимания, но неловко перемывать косточки его сородичам.

— А заодно — королевской династии. Ты не знала?

— Слыхала кое-что.

Барбе всплеснул ладонями в комическом ужасе:

— О рутенцы! Впрочем, ты совсем молоденькая, а у большинства ваших в голове лишь нажива. Если не считать хлипкой надежды обрести второе гражданство.