Татьяна Мудрая - Паладины госпожи Франки

— Ну что же, я готов, — сказал я обреченно. — Что надо делать?

— Поменяться с ним именами. Ну, конечно, все прочие будут звать вас по-прежнему, да и вы не обязаны соблюдать эту мену на людях. Главное, чтобы в сердце своем называть брата так же, как себя, понимаете? Я знаю, как этот обряд выполняют в Эрке, Леонар — как в Степи, а от вас требуется лишь повторять слова Идриса с необходимыми вариациями. А сейчас станьте друг против друга.

Я подошел к этому роковому красавцу, который тоже подвинулся навстречу, снимая тафью с головы. Мы уперлись лбами, и его черные локоны смешались с моими белобрысыми патлами, отросшими за время дивэйнского гостеванья.

— Теперь говорите.

Он начал первый:

— Нарекаю тебя именем Идрис ибн-Салих бану Ханиф, кровь от крови и плоть от плоти моей.

— Называю тебя Френсис из рода Роуверов.

— Всё, чем я обладаю, — жизнь, свобода, тайна и власть — всё твое, Идрис.

— И всё, чем я владею в этом мире, принадлежит и тебе… Френсис.

— Теперь у нас одна душа, одна судьба, одна любовь на двоих, брат!

Я кивнул. Франка сплела наши волосы в одну пегую косицу, отрезала ее своим кинжалом и завернула в платок. Мы расцеловались, вернее, потерлись щекой о щеку: от его кожи пахло гвоздикой и алоэ, точно у девушки. И тут этот чудной Леонар почему-то осенил нас, протестанта и гябра, размашистым католическим крестным знамением.

— А вот теперь пошли смотреть товар лицом, — Леонар перевел дух, и тут я уразумел, что он, похоже, переживал более всех нас.

Вошли новые охранники, что все это время ждали у дверей. Потребовали:

— Отдайте оружие, оно не ваше.

Франка успокаивающе улыбнулась мне. Впрочем, как тут же выяснилось, их интересовало не только и не столько оружие, сколько вообще металл и всё, что способно высечь искру. С Леонара сняли перевязь, украшенную медными бляшками. Обнаружив подковки на каблуках Франкиных башмаков, принесли остроносые мягкие туфли и заставили переобуться.

Потом мы трое долго спускались вниз крутыми лестницами и извилистыми переходами. Воины, сопровождавшие нас, зажгли странные светильники, затянутые сверху сеткой. Здесь чем дальше, тем становилось душнее, натягивало чем-то сладковато-сдобным и в то же время отвратным.

— Догадываетесь, где мы, Френсис? — негромко сказал Леонар. — Под самим Чертогом. Нижний ярус его подземелий.

Теперь мы стояли на круглой галерее, выточенной в камне совместными усилиями природы и человека. Низкий свод почти касался наших голов, примитивные деревянные опоры были подведены под него, и деревянная же решетка, по грудь взрослому человеку, отгораживала нас от зияющей внизу пропасти. А там, если нагнуться, отчего сразу начинали слезиться глаза — маслянисто темнело озеро.

— Успели увидеть створы на том берегу? — пояснял Леонар, оттаскивая меня к стене. — Это шлюзы, коих тут десятка два. Когда они начинают действовать, ров заполняется за считанные минуты, а ведь в подземных коридорах, подобных тому, в шахте, всё время горит огонь. Да что уж, тут хватило бы одного факела…

— Что это? — спросил я.

— Земляное масло, разумеется, — он удивленно на меня посмотрел. — Сырая нефть.

Да. Один факел, одна искра — и перед врагом вырастает стена пламени… Я содрогнулся.

— Всегда имеется риск, что огонь перекинется на озеро, и тогда… м-м… здешние обитатели попадут на сковородку. Но у них есть и защита от этого; что, впрочем, не вашего ума дело.

— Так «Эгле» повезет чистую нефть?

— С какой стати! Нет, наш груз будет меньше объемом и по-своему безопасней. Хотя и в эти обстоятельства вам лучше особо не вникать.

Мы вернулись тем же путем, каким пришли. Теперь нам отвели покои куда более роскошные: так же плотно завешанные коврами, как Идрисовы, и с тем же почти полным отсутствием мебели. Какие-то низкие столики, круглые, туго набитые подушки, брошенные на пол в кажущемся беспорядке, кувшины в нишах… После трапезы, не стоящей особого внимания, Франка деловито объявила:

— Идрис объявил мне, что после еды намеревается показать побратиму зрелище, более достойное воинов и рыцарей, чем предыдущее. Так что пойдемте, он ждет.

Мы, снова во главе с моим братцем и под конвоем его свиты, перешли в новое помещение, узкое, как барак, где не было уже ровным счетом ничего, кроме больших щитов на дальней стене.

— Я стану вторить, а ты размечай мне след, — приказал Идрис, слегка повернув голову к нашей госпоже. — Сумеешь?

Она кивнула.

Каждому из них вложили в левую руку пачку узких кинжальчиков с тяжелыми и длинными рукоятями. Франка, стоя почти рядом с Идрисом и чуть позади, метнула один из ножей в мишень: та отозвалась гулко, как барабан, орудие, войдя на половину своей длины, завибрировало. Тотчас же ответил доман: острие легло к острию, рукоять к рукояти. Еще пара. Еще. Часть его кинжалов упала вниз, чиркнув по ее снарядам; очевидно, это считалось не в зачет, потому что воины что-то бормотали, а он недовольно хмурился. Вообще-то вторил он с завидной точностью. Я был мастак в подобного рода состязаниях, хотя чаще судил, чем участвовал сам. Время от времени люди Идриса, пригнувшись, ныряли к щитам подобрать упавшие ножи, то ли для счета очков, то ли опасаясь нехватки метательных орудий. Ритм игры уже возник и теперь пошел убыстряться. Сначала Франка «вела» по кругу, потом вышла на спираль, потом, уже на другой мишени, дело у нее пошло вразброд — Идрис преследовал ее с неумолимой точностью.

— Хватит, — наконец, решил он. — Теперь пусть другие тебя ведут. Вторить сможешь?

— Навряд ли. Устала. Хотя…

Воин-стратен, который держал оставшиеся два кинжальчика, уже бросил один. Франка послала свой вдогон, не дожидаясь, пока первый нож вонзится в щит. Оба «жальца» достигли цели не просто в одно и то же время. Я свидетель — она упредила его на какую-то долю мгновенья.

— А еще? — азартно крикнул стратен, бросая свой последний снаряд.

Зачем Идрису понадобилось самому подходить к щиту — проверить точность попадания? Взять ножи с пола?

Но он стоял уже у стены, а кинжал его воина почему-то повело книзу. Я не успел подумать, не успел рассчитать — лишь бросился следом, еще в прыжке накрыл Идриса своим телом и придавил к земле. Орудие со смачным звуком вонзилось в край панели, пригвоздив к ней мою блузу вместе с кожей. Воин ахнул и пал на колени, закрыв лицо рукой.

Доман медленно высвободился.

— Идрис, ты… — позвал он. Я даже не понял сразу, что это он меня. Подскочил народ, меня отделили от стенки и стянули рубаху. Он коснулся обеими ладонями моего лица, провел по плечам и шее. Отдернул повлажневшие и липкие пальцы, вытер о свой бархатный халат — и внезапно поцеловал мою ранку.

— Когда-то именно этим скрепляли побратимство, — заключил он на самых музыкальных тонах своего необычайного голоса. — Но что за люди! Женщина семижды семь раз держала мою душу в своей руке и бросала, как ненужную безделку. А ты, мой брат поневоле, — ты подставляешь себя моей смерти!