Генри Каттнер - Темный мир

Она говорила, а я смотрел на ее красивый алый рот, и мне показалось, что изредка пробегающая по губам улыбка мне знакома.

— Я надеюсь, что ночь на Шабаше тоже поможет тебе. — Тут ее губы изогнулись почти угрожающе, но не стали от этого менее красивыми.

— С того Момента, как я отправилась на Землю, в Темном мире не было Шабаша, а его очень ждут. Мы не можем слишком долго заставлять ждать тех, кто ожидает свою жертву.

Она приблизила свое лицо вплотную ко мне и посмотрела прямо в глаза.

— Ганелон, ты помнишь Кэр Ллур?

Как только она произнесла эти слова, я тут же снова ощутил чувство ужаса. «Ллур — Ллур!» — отдались эхом в моей голове ее слова.

Откуда-то из глубин памяти всплыло знание о том, что это было совершенно не человеческое явление. Оно было антиподом всему человечному и не должно было бы существовать одновременно с людьми. Но почему-то я чувствовал близость к Ллуру. Я знал, что он отрицает людей, даже живя вместе с ними, но все равно чувство близости с ним не проходило.

Я вспомнил! Я все вспомнил!

— Нет, — сказал я вслух. — Ничего не помню.

Я не доверял никому, и даже себе, не мог признаться что кое-что вспомнил. Тем более незачем было показывать это кому-либо еще. Сначала я должен был выяснить все для себя, чтобы понять свое положение и степень грозящей мне опасности. Заявить о возвращении памяти никогда не поздно, важно сделать это во время.

Мысль о Ллуре подтвердила правильность моего решения. Что-то в прошлом Ганелона и Ллура было общее, существовала какая-то связь, которой боялись все окружающие. Но в то же время они постоянно пытаются заставить вновь связаться с Ллуром. Почему? Пока я это не уясню, мне не следовало становиться Ганелоном. Лучше было оставаться Эдвардом Бондом, непонятливым и простодушным.

Я наморщил лоб.

— Нет! Я ничего не помню.

— Меня ты тоже не помнишь? — нежным голосом шептала она мне и подошла ближе.

Без сомнения, она была колдунья.

Я не задумываясь обнял ее. Почему-то мне было все равно, кто я, Ганелон или Бонд, в тот момент. Но нахлынувшие ощущения скорее принадлежали Бонду, и губы, целовавшие ее, тоже были губами Бонда.

— А Медею ты помнишь?

Действительно, какая разница, Ганелон или Бонд?

Но что-то изменилось в моих ощущениях, что-то появилось незнакомое Эдварду Бонду.

Я обнимал прекрасное податливое тело, но неизвестное ранее чувство появилось во мне.

Я видел, что она сдерживает себя. Но почему?

— Прекрати, Ганелон!

Внезапно оттолкнув меня, она вырвалась. Дыхание ее было частым, глаза блестели.

— Достаточно! — прошептала она. — Ты знаешь…

— Что-то случилось, Медея?

Я увидел лишь ужас в ее глазах.

— Ты не помнишь ничего? Ты забыл, ЧТО Я ТАКОЕ?!

Расхаживая взад-вперед по покоям Ганелона, вернее, по моим покоям, я не переставая думал о происходящем. Я не мог остановиться, ноги сами шагали по паркету, не давая ни на минуту присесть. Я словно состоял из двух частей — тело Ганелона, но сознание Бонда. Вернее, уже не совсем Бонда, скорее, это были одни воспоминания, наложенные на другие. Теперь они переплелись во мне, и невозможно было понять, где заканчивается один и начинается другой.

Я подумал о том, смогу ли теперь вообще когда-нибудь быть уверенным, кто я на самом деле. Я совершенно не верил Ганелону, зная его обманчивую сущность. Мне нужно было знать и понимать значительно больше, чем сейчас, но не подавать вида, что что-то понимаю. На кого я мог положиться? Медея и Эйдери ничего не скажут. Матолч может легко обмануть меня, как он уже сделал.

Ну и как же мне ехать на Шабаш? Скорее всего, это будет Шабаш Ллура, а ведь я как-то с ним связан. Медея что-то говорила про жертвы, которые будут принесены. А почему бы им не принести в жертву меня. Да, да! Меня на алтарь!

На какое-то мгновение в мое сознание вернулся Ганелон со своими воспоминаниями. Но, к сожалению, они были очень коротки и обрывочны, да и промелькнули в мозгу так быстро, что ничего нельзя было понять. Остался страх, опять страх! Но я почувствовал, что меня тянет туда, что я обречен там присутствовать.

И опять я задумался, вернее, задумался Бонд, — я уже начал путаться в их очередности. Так. Если я пойду на Шабаш, что мне грозит там? Подумаем по-другому!! Мог ли я осмелиться не пойти на него, как и под каким предлогом? К тому же это заставит окружающих подозревать меня в возврате памяти! Надо делать так, как я решил раньше. Только полное незнание спасет меня. Не давать повода думать, что начинаю вспоминать, пока действительно все не вспомню. Я должен идти, пусть даже на алтарь, а там посмотрим, чья возьмет.

Я забыл про лесных жителей. Но они были враги Ганелона, за ними охотились солдаты Совета. Совета, в котором я заседаю. Когда я был Эдвардом Бондом, я их жалел, думая, как им помочь. Когда же я был Ганелоном, я с радостью бы убил всех их. Они помнили Эдварда Бонда, который жил с ними в лесах полтора года, организовывая сопротивление и борясь с Советом. Представляю его состояние на Земле сейчас, в полном бессилии, не зная, как можно изменить ситуацию. Он-то прекрасно знал силу Совета и что грозит его друзьям здесь. Хотя еще неизвестно, чье сознание у него сейчас…

А может, мне найти этих повстанцев в лесу? Они же не пойдут на Шабаш, чтобы возложить меня на алтарь! Значит, я буду в безопасности, хотя бы на какое-то время.

Ага! А вдруг память вернется и я стану Ганелоном? Ну и начнется тогда! Нет, я не могу пойти этим путем и подвергать их такой опасности. Да и мне тоже скорее всего не поздоровилось бы в самом их гнезде.

Ну и ситуация, я нигде не мог чувствовать себя в безопасности. В любой момент я мог стать то Бондом, то Ганелоном. И все мне были опасны — и лесные жители, и члены Совета. Матолч уже показал, какие козни он может строить.

Даже Эйдери под своим капюшоном и та излучала опасность. А я еще ни разу не видел ее лица!

Опасность исходила буквально от всех. И от Медеи в том числе, хотя я, кажется, люблю ее.

Уже ближе к вечеру мне принесли поесть и какую-то одежду. Я начал с ужина, а перекусив, стал переодеваться. От этого странным образом действительно повеяло жертвоприношением.

Чистые полотняные брюки и туника, а сверху еще плащ голубого цвета. Я надел все это, но когда настала очередь одевать маску, я задумался и повертел ее в руках. Девушка, принесшая все это, сказала:

— Я провожу тебя, когда ты будешь готов, лорд.

— Пошли, я готов, — сказал я и пошел за ней.

Мы опять пошли по залам, освещенным непонятным неярким светом. Наконец мы пришли в покои Медеи. Она была по-прежнему красива. Вся в алом, туго обтягивающем ее фигуру платье. Плечи полностью обнажены. Мне показалось это хорошим знаком. В отличие от моего голубого плаща, на ней был алый.