Генри Каттнер - Темный мир

Бесспорно, она была очень красива. Эта красота была святой, от нее исходила какая-то сила и спокойствие, а нежные губы излучали тепло. Глаза ее были приятно изумрудного цвета, совершенно непривычного для меня, как для Эдварда Бонда.

— Здравствуй, Эдвард Бонд, рада тебя видеть, — прозвучал ее нежный, мягкий и очень тихий голос. Казалось, что она боится разбудить кого-то, кто спит неподалеку. Во всех ее движениях была необыкновенная грация, уверенность человека, прожившего всю жизнь на природе. Прекрасная шевелюра развевалась в такт движениям, и казалось, что вокруг ее головы сиял еле заметный нимб.

И тут я вспомнил, что сказал мне лесной житель, Эрту, в том страшном саду, прежде чем его убила из черной трубки Медея.

— Эдвард, Арле убедит тебя! Разреши мне отвести тебя к Арле, Ганелон, прошу тебя!

И вот я стою перед нею. Я знал это наверняка, а глядя на это чудо природы, я понял, что борьба лесных жителей за свое освобождение было первейшим делом моей жизни. Но что до Ганелона, то с ним было сложнее. За него я не мог отвечать, он был совершенно не предсказуем.

И только я подумал о его существовании, как он тут же дал знать о себе, причем без моего согласия. Но прежде чем я успел сказать хоть одно слово, Арле подошла ко мне вплотную и, совершенно не обращая внимания ни на кого, поцеловала меня прямо в губы.

За время моего пребывания в Темном мире это был поцелуй уже второй женщины. Но как они отличались друг от друга! Губы Арле были нежными и мягкими, в отличие от горячих губ Медеи. Медея была повелительницей, страстной и требовательной. В поцелуе Арле было что-то чистое и открытое, и мне почему-то захотелось на Землю, домой. Правда, и страсти, которая вскипела при поцелуе Медеи сейчас не было.

Девушка сделала шаг назад, наслаждаясь произведенным эффектом. Мы встретились с ней глазами, и между нами протянулась какая-то ниточка понимания.

— Ты Арле? — спросил я после минутного молчания.

Мой вопрос снял висевшее в воздухе напряжение и разрядил обстановку. И она задала совсем не тот вопрос, который готовилась задать до этого.

— Я очень волновалась, как ты, Эдвард? — сказала она. — Они ничего не сделали тебе?

Я не мог понять, кто говорит во мне, Ганелон или Бонд, но кто-то из них подсказывал мне ответы, и достаточно правильно.

— Спасибо, Арле. Но они ничего не успели сделать. Мы же не добрались до Кэр Сайкира. Вот если бы вы не напали, тогда неизвестно, чем бы это закончилось.

Тут Арле приподняла разорванный край моего плаща, внимательно посмотрела на него, а ее нежные пальцы погладили шелковую ткань..

— Почему неизвестно? Мне все совершенно ясно. Ты видишь, на тебе голубой плащ, — сказала она. — А это цвет, который надевает на себя приносимый в жертву. Но на этот раз бог был на нашей стороне и на твоей тоже. А может быть, мы все с одной стороны? А теперь давай быстро избавимся от неприятного наследия.

Изумрудики в ее глазах засветились гневом.

— Немедленно снимай это рванье! — с этими словами она сама сорвала с меня плащ, скомкала его и бросила под копыта моей лошади.

— Как я была против того, чтобы ты разгуливал в одиночку. Теперь уж точно это был последний раз — ты всегда смеялся над тем, что я говорю.

Она продолжала что-то говорить, а я уже думал о другом. Медленно, но уверенно во мне начинала закипать ярость, гнев, в общем ненависть.

Голубой цвет был цветом жертвы? Так я и думал. Мое чутье было верным, а мои подозрения правильными, и неважно, кто разгадал замысел, Ганелон или Бонд. Все верно, меня вели как обычную овцу на закланье, а весь Совет был в курсе. Не просто в курсе, а организовали все это. Банда сволочей! Этот желтоглазый волчара был враг по определению и, видно, предвкушал процесс принесения меня в жертву. Эйдери все время отмалчивалась, тоже, конечно, прекрасно зная обо всем. Единственное, чего они все время боялись, — как бы не проговориться или чтобы я не вспомнил чего-то.

А Медея!

Какая скотина! Она осмелилась предать меня, Ганелона! Приближенного Ллура! Она решила пожертвовать мною! Смесь гнева и ненависти поднималась все выше. Ничтожества, они дорого заплатят мне за это предательство. Я посчитаюсь с ними так, что все вокруг вздрогнут.

Ярость переполнила меня, и все, что минуту назад еще было Эдвардом Бондом, просто перестало существовать. Все, связанное с ним, стало такими же обрывками, как и остатки сорванной с меня голубой одежды. Я был чудовищно неуместен с этими эмоциями среди спасших меня людей.

Опять я забыл все, связанное с Бондом.

«Как я попал сюда? Как осмеливаются эти рабы стоять так вызывающе передо мной? Так, не волноваться, все прояснится, гнев пройдет, и я успокоюсь. Тогда я перебью этих несчастных». Но кровь продолжала стучать в висках, не давая сосредоточиться.

«Так, стоп! Мои друзья по Совету, казалось, были рады видеть меня и специально спасали с чужой мне Земли. Почему же они собирались так поступить со мной? Что заставляло их сначала меня спасти, а затем убить?»

Вот что мне нужно было выяснить. С этими повстанцами я мог бы расправиться в один момент, но к Ганелону вовремя вернулась его мудрость. Лесные жители могли понадобиться мне для выполнения задуманной мести. Я могу рассчитаться с ними и потом!

Итак, почему же Совет пошел против меня, вот основная задача, которую надо решить, чтобы не наделать ошибок в дальнейшем. Я был совершенно уверен, что сначала все они были абсолютно искренне рады, что я вернулся. Может быть, только Матолч притворялся.

Кто же начал все это против меня? Эйдери, а может быть, сам старик Гэст Райни? Но уж наверняка, клянусь своей жизнью, они пожалеют об этом.

Опять тот же нежный, слегка испуганный голос донесся до меня. Я медленно вспоминал все: эти рыжеватые волосы, изумрудные глаза. На время мне удалось обуздать душившую меня злобу, и я постепенно брал себя в руки.

Я увидел незнакомого человека, который стоял рядом с Арле и холодно всматривался в меня. Вероятно, от его взгляда я и вышел из оцепенения. Мне он был незнаком, но он смотрел на меня, будто бы неплохо меня знал.

Стройный, коренастый, средних лет, небольшая бородка на лице не делала его старше. — Я пытался вспомнить, где мы могли видеться, но ничего не приходило в голову.

На его лице просматривался шрам, немного уродовавший его внешность. Так же, как и все лесные люди, он был одет в зеленую одежду, которая плотно облегала его развитое, мускулистое тело. А так как в его взгляде не было ни капли дружелюбности, я понял, что мне будет тяжело с ним справиться. Он совершенно не скрывал своей враждебности, ухмыляясь и глядя мне прямо в глаза. Конечно, я мог ошибаться и его ухмылка могла быть последствием ранения в лицо, но мне все-таки думалось, что это ироническая улыбка, адресованная именно мне.