Григорий Шаргородский - Демонолог

Сколько бы ни было сердец у этого монстра, болевого шока еще никто не отменял. После второго ранения морх превратился в улитку, которая по-прежнему ползла в мою сторону. Убежать от него не составляло труда, что я и сделал, но пробежал не очень далеко — до уже истекшего кровью тела морха со «старшим» в животе.

Дальше все было как в кино — морх, покачиваясь, встал на четвереньки, словно подставляясь под удар, а я просто отрубил ему голову. И только после этого, дождавшись отката адреналиновой волны, на мои плечи рухнула усталость.

Хотелось тупо лечь на землю и подохнуть, но рядом страдал друг, и в этот момент слабость была слишком большой роскошью.

Черныш, как всегда, оказался хорошим мальчиком — он не стал дергаться и просто лежал на боку. Увидев меня, конь добавил в тяжелые вздохи жалостливую нотку.

— Чах, Черныш, чах, — прошептал я, поглаживая вспотевшую шею. Заученное с жеребячьего возраста слово немного успокоило коня.

Приготовив тряпку, я смочил ее жидкостью из аптечки и резко выдернул костяной кинжал. На черный бархат лошадиной шкуры хлынул поток крови. Черныш жалобно заржал. Тряпка заткнула рану, а алхимический препарат тут же остановил кровотечение. Чтобы закрыть разрез, пришлось тратить два «пластыря».

— Все, Черныш, вставай. — Я потащил коня за уздечку.

Он честно попытался встать, но боль вновь повалила его на землю.

— Вставай, мать твою! Скотина такая! Вставай! — задергал я уздечку, скрипя зубами от бессильной ярости. И причины на то были. Совсем рядом было слышно рычание морхов и шорох сминаемой травы, а над верхушками разнотравья замелькали головы людоедов.

Черныш встал за секунду до того, как дюжина морхов вынырнула из массива травы, но, едва сделав один шаг, конь вновь повалился на землю.

Отпустив уздечку, я удобнее перехватил единственное оружие, оставшееся в моем распоряжении, — «старший» клинок из дарийской пары.

И все же сойтись с ревущими как медведи морхами мне было не суждено — за спиной послышалось знакомое щелканье. Ставя точку на своей и лошадиной жизни, я совершенно забыл о высоте конусообразной башни. Похоже, мое фиаско было замечено с верхней площадки, и как результат на помощь выдвинулась «тревожная» группа в составе всех «ящеров» и двух кронайцев. Если учесть, что я успел отъехать меньше чем на километр, то парни явились очень оперативно. Они так спешили, что даже не успели надеть броню.

Времени на благодарности не было, поэтому пришлось сразу переходить к приказам:

— Шип, Змей, контроль! Грифон, мое оружие!

Бывший дворянин побежал к разбросанным телам убиенных мной морхов и начал выдергивать из них не предусмотренное природой железо, а остальные «ящеры» скользнули мимо, направлялась к только что подстреленным людоедам. Кронайцы остались на месте, перезаряжая арбалеты.

— Вставай, чего разлегся? — уже спокойнее обратился я к Чернышу.

В этот раз попытка подъема оказалась удачной, и мы вновь сплотившейся группой отправились обратно к башне.

Несмотря на все неприятности, на душе было спокойно. Судьба сама решила за меня сложнейшую дилемму. Умирать, конечно, не хотелось, зато уйду с чистой совестью. Что же касается страха смерти, то он затих, придавленный грузом неизбежности.

Черныш, несмотря на сильную хромоту, постепенно все же увеличивал шаг, но все равно сильно тормозил наше передвижение. Со стороны башни послышались тревожные крики.

— Может, бросим его? — внес вполне логичное предложение один из кронайцев.

В ответ «рационализатор» получил от меня и Змея такие взгляды, что предпочел благоразумно заткнуться.

Несмотря на все опасения, мы все же успели к башне раньше морхов, даже с изрядным запасом. Спиральный пандус имел всего чуть больше полутора метров в ширину, но Чернышу было так больно, что страха у него совершенно не осталось. Когда Черныш начал прохождение сложного подъема, передовой отряд людоедов был в паре сотне метров от нас. К тому же три десятка морхов не стали с ходу атаковать и задержались за пределами каменной площадки вокруг башни. Это было неудивительно: даже если людоеды не знали силы нашего оружия, которое сейчас поспешно заряжалось, имелся еще ментальный запрет.

Не стали заходить на площадку и морхи из второго отряда. Больше двух сотен огромных людоедов практически окружили каменную площадку у башни, но так и не ступили на «ровные камни».

— И что дальше? — спросил подошедший ко мне Урген.

— Не знаю, но что-то мне подсказывает, что у них есть способ нарушить древний заперт.

Минут через двадцать к осадной группе присоединился почти тысячный отряд морхов, и мы узнали, как именно кочующим по саванне людоедам удавалось пересекать древние дороги.

К самой кромке каменной площадки выдвинулись две сгорбленные фигуры со странными масками на лицах. И только воспользовавшись оптикой, мне удалось рассмотреть, что это были человеческие лица, точнее — аккуратно снятая с передней и верхней части человеческой головы кожа.

— Шаманы!

Увы, я поздно спохватился. Оба старых морха с «человеческими лицами» ткнули в сторону башни пальцами и что-то прорычали. Один из них тут же завалился на спину с иглой в черепе, а второго закрыли телохранители.

Толпа морхов, яростно взревев, бросилась к башне.

Оборонительная тактика напрашивалась сама собой: так как зарядов у нас было не так уж много, основной упор делался на рукопашную схватку бронированных воинов. Успевшие «запаковаться» в «чешую» Шип и Змей уже стояли у выхода с серпантина на верхнюю площадку. Можно было перекрыть один из балконов, но там имелась опасность быть сброшенным вниз. А так мы могли атаковать поднимающихся на площадку морхов, имея под ногами надежную опору. Если учесть, что по серпантину массивные людоеды могли подниматься только по одному, шансы у нас были. Конечно, если морхи прорвутся на площадку, все станет намного хуже, но я решил не рисковать людьми, выставляя их на узкой дорожке. Заползти по крутому склону, минуя пологий пандус, морхи могли только на последней четверти оборота серпантина вокруг башни. Ближайший «балкон» находился в пяти метрах под нами. На опасном участке был выставлен кронаец в единственной серой броне, поджидавший самых прыгучих людоедов, — так мы закрыли сомнительный участок.

Морхи так спешили добраться до свежего мяса, что сталкивали друг друга с подъемного серпантина, и если на первых витках подъема это заканчивалось без малейших последствий, то упавший с трех четвертей высоты людоед больше не вставал.

Под конец подъема морхи стали осторожней и замедлили продвижение, но вид поджидавших их людей вновь распалил первобытную ярость.

Пара «ящеров» работала как хорошо отлаженный механизм. Морхи один за другим валились либо вниз, либо под ноги поднимающимся сородичам, что вносило дополнительную сумятицу в ряды врагов. Через десять минут боя на расширяющемся у самой площадки подъеме образовалась гора мертвых и чуть шевелящихся людоедов. Морхам приходилось ползти по телам, и работа «ящеров» стала еще проще.