Кэйтлин Свит - Узор из шрамов

Она перевела взгляд с груди на лицо.

— Она уже убила возницу. Когда ты приехала, она стояла над испу . Он был зажат под колесом кареты. Она кричала. Он заставил ее уехать, а она не хотела. Он не имеет права отсылать ее так далеко от него. Но он вынудил ее уехать, а потому будет страдать. Так, по его словам, она кричала. Стояла над ним с ножом и собиралась его опустить, — Земия была так близко, что складки ее платья касались моей руки, — когда ты схватила палку у дороги и ударила ее. Один сильный удар, и она упала, нож отлетел, а ветка оказалась у ее руки. Она схватила ее. Селера ненавидела тебя, говорит испу. С того самого момента, как ты пришла сюда много лет назад, вы были с ней как огонь и вода. Она напала на тебя, словно горный поток, но ты сопротивлялась. Когда испу освободился, ты была уже на земле, вся в крови. Он поднял нож и ударил ее в спину, а потом, когда она повернулась, в грудь. Чудовище погибло, красавица стала народным героем. Что ж, — она села в кресло и расправила оранжевую одежду, — это помогло тебе вспомнить? Или нет, потому что в этом нет ни слова правды?

Я издала низкий звук, и она улыбнулась широкой холодной улыбкой.

— Ну да, ты ведь не можешь говорить. — Улыбка погасла. Она смотрела на мое обнаженное тело, в мои глаза. — Что произошло на холме? И что он для тебя?

Я подняла руки и положила их под груди, где были шрамы. Это словно напомнило ей, зачем она здесь; Земия встала и начала завязывать полотнища, на этот раз свободнее. Я коснулась кожи в черно-желто-зеленых пятнах, которые увидела только сейчас, а потом ухватила ее за руку и приложила к шраму.

— А, — сказала она, оттолкнула мою руку и завязала на этом месте узел. — Значит, в этом все дело. — Земия выпрямилась, пока я издавала придушенные звуки, и опустила ворот своего одеяния, обнажив большую грудь и фиолетово-черную границу соска. Она прижала палец к коже, и я увидела шрам, розовато- коричневый, длиной и толщиной с мой большой палец.

— Меня он тоже порезал, — сказала она. — Однажды, разбитой ракушкой. В Белакао, когда мы были молоды, и он разозлился. Моя кровь… восхищала его. — Она отошла, поправляя платье. — Я сопротивлялась. А ты, судя по всему, нет. Может, тебе кажется, что ты его любишь?

Я хотела расхохотаться ей в лицо тем своим безумным смехом. Хотела спрыгнуть с постели, ухватить ее за плечи и закричать: «Нелуджа бы поняла!» Но я не сделала ничего, ибо в эту секунду дверь отворилась, и в лучах солнца появился Телдару.

— Земия, — сказал он. Его рот и глаза широко раскрылись. — О, прости меня — королева Земия.

— Халдрин зовет меня моабене, — сказала она, внезапно показавшись мне выше и ярче. Она прошла мимо него и покинула комнату, больше не взглянув ни на кого из нас.

— Видела? — Он подхватил меня под руки и посадил на кровати. я задохнулась от боли и облегчения. — Браслет, — добавил он нетерпеливо. Жаль, что я не могла ухмыльнуться: «Нить с белыми костями на половину ее руки? Нет, не видела». Я кивнула.

— Он нужен нам, Нола. Имея кости Мамбуры, мы его восстановим. Огненная Птица снова полетит.

«Разумеется», подумала я, когда он прикоснулся к ткани вокруг моей головы. Я пыталась засмеяться, но это прозвучало как фырканье Борла.

— Я буду щедрым. Возможно, щедрым дураком, но все же я собираюсь тебе довериться. После все твоих попыток меня предать ты докажешь свою пользу. Ты украдешь для меня кости Мамбуры.

Время остановилось. Его пальцы легко двигались за моей головой. Прошло несколько минут, и он повернулся. Его улыбка заполнила собой все пространство. Гладкая золотистая щека почти касалась моей.

«Пока ты не восстановишь мои Пути, я не стану тебя убивать, — подумала я. — Буду притворяться. Буду женщиной, которую ты хочешь, и когда я узнаю столько, сколько знаешь ты, а проклятие исчезнет, я пойму, как тебя уничтожить».

— Нола? Ты меня слышишь?

Ткань упала. На миг я закрыла глаза, ожидая боли, но почувствовала только приятную расслабленность, которая заполняла щеки и проникала между зубами. Я открыла глаза и улыбнулась.

— Да, — ответила я.

Это была игра. Всего лишь слова и кровь, которая быстро высохла (даже кровь Бардрема). Я бы хотела сказать, что выбросила из головы все ужасы, потому что онемела от потрясения или не могла с ними жить. Потому что должна была сосредоточиться на планах, играть роль благодарной женщины Телдару — провидицы, которая его спасла. Но это было не так. Мне нравилось быть такой провидицей, а быть такой женщиной оказалось очень легко. Кровь высохла, я была героиней, люди приветствовали меня, кланялись, а симпатичные стражники краснели, когда я им улыбалась.

Игра. И даже сегодняшняя ненависть к себе кажется ее частью.

Прошли недели, прежде чем героическая госпожа Нола смогла выйти в замок. Недели ожидания, за которые срастались кости и исчезали синяки.

— Мы должны быть терпеливы, — говорил мне Телдару. — Когда ты решишь забрать браслет, Нелуджи здесь быть не должно. Она слишком умна. Надо дождаться, пока она уедет.

Сам он терпел почти месяц после смерти Селеры, до одного вечера в Тронном зале. Он едва притрагивался к еде и пил больше, чем обычно в присутствии короля. Я ела и наблюдала за ним. (Теперь я могла есть твердую пищу — картофель, яблоки, хлеб, не вымоченный в молоке). Он покраснел, глаза горели и метались от одного человека к другому.

— Почему она не уезжает? — шипел он.

Я повернула голову, искоса глядя на Нелуджу. Она сидела рядом с сестрой, поднимая куски картофеля плоской белакаонской ложкой. Маленькие куски она давала ящерице, примостившейся на ее плече. Я заметила мелькание крошечного черного язычка.

— Почему он это позволяет? — спросил Телдару. — Разве он не видит, что людям и так сложно принимать островную королеву, а островную провидицу и подавно?

— Ты ведь должен этого хотеть, — пробормотала я. — Напряжение, гнев. Разве нет? Разве не это — часть твоего замысла?

Когда он скривился, я мысленно улыбнулась. «Глупец, — думала я. — Ты ребенок, который не получил того, что хочет. Ты ревнуешь или нервничаешь — неважно. Она тебя беспокоит, и это беспокоит тебя».

— Возможно, она будет на дне Пути Раниора, — сказала я.

Он повернулся и уставился на меня. Я едва заметно улыбнулась. За прошедший месяц я выучила новую улыбку — зовущую и невинную, больше в глазах, чем на губах. Она позволяла говорить откровенно, но при этом мои слова не звучали неуважительно или чересчур прямолинейно. Прежней Ноле для этого не хватило бы сдержанности.

— К тому времени я надеялся получить кости Мамбуры, — сказал он и придвинулся ко мне. Его дыхание было теплым и пахло вином. — Хочу тебе кое-что показать. Надеялся сделать это сразу после ритуалов на холме.