Марк Даниэль Лахлан - Фенрир. Рожденный волком

Элис крепко спала без сновидений, семья крестьянина устрои­лась вокруг: кто на полу, но большинство на кровати — они были рады, что ее не пришлось уступать молодому господину. Огонь поч­ти потух, стояла темная ночь, когда первый ворон опустился рядом с печной трубой — мягко, словно капля дождя. Затем прилетел вто­рой ворон. И третий.

Кто-то вышел из тени и остановился в свете костра рядом с жен­щиной с изуродованным лицом. У того, кто пришел, лицо тоже бы­ло обезображено и изрезано, в руке он держал спрятанный в нож­ны изогнутый меч.

— Еще рано, — проговорил он, — хотя я знаю, что смерть при­дет от воды.

Женщина не повернула головы от костра. Голоса, разносившие­ся по вечернему воздуху, звучали где-то в отдалении, их было ма­ло, но она знала, что они с братом здесь не одни. Вокруг них в лесу люди ставят лагерь. Она чувствовала их дыхание, ощущала тепло, исходящее от их животных, кисловатый запах страха на их коже: страха того, что осталось позади них, и страха того, что ждало впе­реди, в полумраке. Она понимала, что люди боятся ее, однако при­шли сюда не для того, чтобы ее убить. Их голоса шуршали в кронах деревьев, словно листва:

— Что дальше-то?

— Она знает.

— Она Норна и сейчас ткет нить нашей судьбы.

— Чего она хочет?

— Чего они всегда хотят.

— Чего же?

— Смерти.

Хугин, не обращая внимания на шепчущие за спиной голоса, взял сестру за руку. Она тихонько сжала его пальцы. Он произнес только одно слово:

— Получилось.

Женщина невольно развернулась к нему, хотя и не видела его глазами. Когда она повернулась, шепоток вокруг стих.

— Я увидел ее лицо, — сказал Хугин. — Теперь мы изловим чу­довище, это всего лишь вопрос времени. Не бойся, сестрица. Наша борьба и страдания принесут нам награду.

Мунин снова сжала пальцы брата.

— Ты встревожен, — сказала она.

— Ничего страшного.

— Ты встревожен.

— Волкодлак снова взял наш след.

— У него камень, поэтому я не вижу его. Однако тревожит тебя не это.

— Я уже видел ее раньше, — признался он.

Женщина накрыла его ладонь другой рукой.

— Здесь?

— Не здесь. Раньше.

— Все это уже случалось раньше. Она несет в себе могуществен­ную магию. Ты просто увидел проблеск чего-то, вот и все.

— Чего именно?

— Ее и себя. В другой жизни. Это уже было открыто тебе. Она и раньше приносила смерть богу; если ее не остановить, принесет снова.

Хугин кивнул.

— В таком случае ее придется остановить.

Где-то заржала лошадь, человек заговорил, успокаивая ее.

— Кто это такие? — спросила Мунин.

— Отряд Греттира. Ролло его ненавидит. Их корабли были за­хвачены, и они вручили нить своей судьбы мне. Они здесь на тот случай, если будут нужны нам. Двести пятьдесят человек. Они нам нужны?

Женщина задумчиво склонила голову. У костра была сложена куча веток, судя по вытянутым листьям, ясеневых. Хугин взял од­ну и кинул в огонь. Потом снова сел рядом с сестрой, снова дал ей руку, слушая, как она поет:

Снова и снова она повторяла эти слова, пока они не лишились всякого смысла и не сделались похожи на шум леса. Вокруг них что-то двигалось. Военный отряд теперь зависел от двух чародеев, но рядом с ними люди чувствовали себя неловко. Некоторые расха­живали по лесу взад-вперед. Некоторые уходили подальше в чащу и устраивались там на ночлег. Всего несколько человек остались по­смотреть, как колдунья набрасывает на лес паутину из звуков.

Хугин чувствовал, как что-то шевелится в голове, как будто его мозг каким-то образом перекосило набок и одна половина стала го­раздо тяжелее другой.

В голове рождались образы; он знал, что сестра использует его мысли, чтобы творить свою магию. У Хугина тоже имелись способ­ности, обретенные через лишения, обряды и общение с богами, только он был мужчиной, и ему никогда не получить того, что есть у Мунин, — рун, символов, отображающих образы и энергии тво­рения. Ее сила была куда больше, чем его собственная. Она сосре­дотачивалась на символе, который рос внутри нее, питался ею и сам питал ее, поддерживал, получая поддержку. Хагалаз, руна града, символ разрушения и перелома. Хугин почувствовал ее близость, когда сестра коснулась его разума, — завывающий ветер, колющий лицо, ледяные иглы, застилающие взор.

Когда его пробрал холод, он осознал, что они с сестрой слились в единое целое, их телесные оболочки были ничего не значащей де­талью, ибо ничто не разделяло их умы. Он увидел мальчика в воде, беспомощного, с посиневшими от холода губами и побелевшей ко­жей. Нет, это не мальчик, это девушка, та, за которой они гонятся. Они знали, что найдут ее в церкви, так говорило их видение, одна­ко они не смогли тогда рассмотреть ее лицо. Пытаясь вызвать ее образ, они видели лишь зазубренную руну, вольфсангель, и три ее значения: буря, волчий крюк и волк-оборотень. Теперь же Хугин рассмотрел девушку, и Мунин тоже. Разум Мунин не был слеп, и она видела девушку так же отчетливо, как если бы та стояла перед ней в свете костра. Ведьма поглядела в голубые глаза девушки. Затем вдохнула запах горящего ясеня.

Ясень — мировое древо, на котором держится все творение; его подгрызают змеи, живущие под землей в его корнях. Она мыслен­но повторила их имена. Нидхегг, пожиратель злодеев, Ермунганд, Гоин, Мойн, Граввитнир и Грабак. Одного не хватало, того, которо­го она искала. Она видела, как мировое древо возвышается над ней, ее разум словно застрял в его ветвях, подобно луне, — сияющий шар, который заливает серебристым светом ствол дерева, отыски­вая того, кто сейчас нужен. Она позволила себе упасть ниже, про­лететь между листьями, в землю, к корням, под которыми шевели­лась почва. Она, кажется, летела между извивающимися телами, ощущала вокруг себя пляшущие кольца, отчего по телу шли мураш­ки и делалось жутко. И вот она увидела его, того, которого искала.

— Свафнир, — сказала она. — Сокрытый.

Хугин и Мунин ощущали шевеление змея в пещере их объеди­ненного сознания, он сверлил их мысли, словно червь почву, обви­вался вокруг тонкой перекладины руны града, зачаровавшей его. А затем внутри них как будто что-то взбесилось, принялось воро­чаться и метаться из стороны в сторону. Выплеснулись образы смерти и ненависти: даны и франки с искаженными лицами, умирающие под мечом Хугина, тело, найденное по утру мертвым, ры­дающая женщина, которой отвечает лишь насмешливое карканье вороны.

С дерева слетел ворон.

Кровь, кровью рожденная.

Хугин не понимал, слышит ли эти слова в своей голове или кто-то произносит их вслух.

Птица вскочила на плечо Мунин и клюнула в ухо так, что высту­пила кровь.