Питер Бигл - Соната единорогов

Она так никогда и не узнала, ни в тот раз, ни при других своих возвращениях, проходили ль без нее в Шейре недели, месяцы или годы. Ближе всего подошла она к пониманию этой загадки, когда Лорд Синти сказал ей:

— То, что Шейра соприкасается с вашим миром, вовсе не значит, будто оба движутся по вселенной с одинаковой быстротой. Вообрази, что ты скачешь на своем приятеле Турике, а я никакой не Древнейший, но кадруш, — так назывались обитавшие в холмах Шейры огромные, бескостные, четвероногие улитки. — Ты можешь тридцать раз обскакать весь мир, пока я одолею расстояние, которое нас сейчас разделяет. И если ты потом перепрыгнешь со спины Турика на мою — сохранишь ли ты уверенность, что вообще проскакала хоть какое-то расстояние? Вот так оно и с Шейрой и твоим Вудмонтом, штат Калифорния.

Этим объяснением ей и пришлось удовольствоваться.

В этот, второй раз уже опадали синие листья — но не красная листва Закатного Леса, — и ночи стали так холодны, что ей пришлось на манер тируджа сооружать для себя перед сном травяное гнездо. Стало быть, времена года в Шейре все же имелись. Турик и друзья его на взгляд Джой не переменились (хотя может они и стали чуть выше, а мягкие, молодые гривы их — чуть гуще); а вот шенди , дракончики явно уменьшились в размерах, и это тревожило Джой, пока она не сообразила, что видит просто-напросто новый помет, всего месяц как вылупившийся из яиц. Перитоны , с другой стороны, зловеще покрупнели, это было видно даже с опасливого, насылающего озноб расстояния, — отрастили зимние шкуры, как делают все олени. Страшные двухголовые джахао исчезли, пересыпая, как объяснил ей Ко, холодную пору в своих древних родовых пещерах. Джой заметила меж грязноватых завитков на его груди седую прядь, которой, она готова была поклясться в этом, прежде там не было. Сатир заверил ее, что это всего-навсего добрая грязь Шейры, и больше они о ней разговаривать на стали.

А вот ручейная ялла осталась неизменной, как вода ее потока, — даже более, поскольку вода оказалась еще холоднее, чем на памяти Джой, а ялла была по-прежнему теплой, как ребенок спросонья, которого она всегда напоминала. Уяснив, что Джой не имеет намерения совать в воду больше, чем одну ступню, ее сестра по Шейре вылезла из потока и, вся мокрая, свалилась в объятия Джой, хохоча и целуя ее, пока обе катались по берегу.

— Как долго тебя не было! Я думала, ты вернешься совсем, совсем старухой!

Джой вымокшая так, что могла бы теперь и поплавать, разницы никакой уже не было, начала толковать ей о расхождении во времени, но ручейной ялле быстро надоело слушать ее объяснения и она попросила лучше рассказать что-нибудь новенькое о скоростных автострадах и рыбных палочках. Касательно последних она выработала совершенно оригинальную концепцию.

Вторая побывка на Шейре пролетела до ужаса быстро — особенно для девочки, полагавшей, что ей нипочем не удастся вновь отыскать дорогу сюда. Джой как могла делила время между скачками, прогулками и новыми скачками с Туриком и другими молодыми единорогами, слушанием повествований тируджа , рассказов об их целебных снадобьях и древних, древних секретах, и купаниями в леденящей горной воде потока ручейной яллы , которые Джой терпела ради буйного смеха и буйной нежности своей названной сестры. Ялла настояла на том, что будет сама стирать одежду Джой — неслась вниз по течению, размахивая тряпьем, будто захваченными знаменами, и театрально шлепая их для просушки на камни. И одежда, и грязь были для ручейной яллы понятиями равно чарующими.

Великого же Древнейшего Джой не видела ни разу. Турик, — очень гордый тем, что, наконец, зажил отдельно от матери, Фириз, — объяснил, что в эту пору старейшие единороги удаляются вместе с Лордом Синти в некую часть Закатного Леса, неведомую даже тируджа . Джой тут же обуяла страстная потребность отыскать ее, она часами одиноко рыскала по Закатному Лесу, вслушиваясь в негромкие разговоры красных листьев и воркотню неведомых существ, переворачивающихся с боку на бок в глубоких зимних логовах. Именно в эти часы она яснее всего слышала музыку Шейры, какой бы далекой или близкой та ни была.

Однажды, бредя в сумерках через заросли, она лицом к лицу столкнулась с испуганной четой птиц, окраской похожих на соек, но покрупнее, с длинными, как у цапель, ногами, и щегольскими хохолками калифорнийских куропаток. Оперение птиц, казалось, светилось изнутри, облекая их, неспешно ковылявших с ней рядом, голубоватым звездным сиянием. Ко сказал после, что они зовутся эркинами , и что если она когда-либо заблудится, светящиеся следы их выведут ее из леса. Но заблудиться Джой не боялась: в Закатном Лесу заблудиться было попросту негде.

Шенди редко показывались в это время года, крияку не показывались вообще, да и перитоны , похоже, охотились теперь в других каких-то местах. Как-то раз Джой полдня проиграла в переглядки с котолицым созданием, ухитрявшимся непонятным образом поддерживать дюжее, чешуйчатое тело на ножках, выглядевших бескостными и бесконечно гибкими, как садовый шланг. Общение у них получилось несколько ограниченное, поскольку зверь сидел на земле, а Джой благоразумно залезла на дерево, хоть новый знакомец явно приглашал ее спуститься и составить ему компанию. Приглашение Джой отклонила, а под вечер тот куда-то убрался, — однако Джой все равно провела ночь на дереве.

— Эта тварь не с Шейры, — сказал Ко, когда Джой описала ему нового знакомца. — Древнейший говорят, дочурка, что кроме твоего мира и нашего есть и другие, много. Если так, почему бы не быть и другим Границам?

— Ох, не нравится мне это, — отозвалась Джой, хотя теперь она испытывала скорее гнев, чем испуг. — Совсем не нравится. Это уж слишком, слишком жутко.

Ко пожал плечами, вздохнул, поскреб кудлатую голову и криво улыбнулся.

— А, ладно, мы о таких вещах особенно не задумываемся, мы, тируджа . У нас от них головы болят.

Джой долгое время молча глядела на него. И вдруг, неожиданно для себя, спросила:

— Ко, а сто восемьдесят семь лет это какой возраст? Для вас? Ну, то есть, по-настоящему.

Сатир поерзал, старясь не встречаться с ней взглядом. Джой повторила вопрос. Наконец, Ко почти неслышно ответил:

— Для тируджа я примерно в твоем возрасте. Почти что.

— Ну, знаешь, — возмутилась Джой. — Ну, ты и прохвост! Все время называл меня дочуркой, а сам — такая же глупая малявка, как я, как Турик. Ко, ты самый что ни на есть пустобрех!

— Турика я старше, — пробормотал Ко. Он выглядел таким несчастным, что Джой пришлось обнять его и уверить, что ей он всегда казался намного старше его настоящих лет, и в конце концов, сатир успокоился.