Марк Даниэль Лахлан - Темный лорд. Заклятье волка

— Тьфу!

Как горько! Он улыбнулся сам себе, удивляясь. До чего же гадкий вкус, когда оливка прямо с дерева. Он представил, как Беатрис идет рядом с ним, смеясь и приговаривая: «Да-да, кое-чего ты не знаешь, несмотря на всю свою ученость».

В воздухе разливалось птичье пенье, только это были не настоящие птицы. В конце оливкового сада находилось одно из городских чудес — оливковое дерево в натуральную величину, но отлитое из бронзы, а на его ветвях сидели поразительные птицы, чьи стеклянные перья вспыхивали на солнце разноцветными искрами. И лилась чудесная, сладостная песня на фоне шума дождя — это работал водяной насос механизма. Он так и не привыкнет к этой диковинке, подумал Луис. Он считал ее в некотором смысле нечестивой и вспоминал отрывок из Библии: «Не делай себе кумира и никакого изображения того, что на небе вверху, и что на земле внизу, и что в воде ниже земли [7] Исход 20:4 ».

Господь запрещает подобные вещи. Но вдруг Господь просто не хочет, чтобы люди любовались такой красотой? Луису очень хотелось бы, чтобы Беатрис увидела поющее дерево, но это было невозможно. Женщин не допускали в святую святых университета. Он пошел дальше.

Здание Сената снаружи было светло-желтым, с широкими арками окон под куполом. Он до сих пор ощущал волнение, входя под высокие своды Магнавры. Сегодня он преподает всего два предмета: риторику и философию для тупоумных сынков знатных родителей. Эти юноши не выказывали особенной тяги к знаниям, поэтому он не стремился их особенно учить, лишь выдавал им имена философов, чтобы они могли блеснуть перед отцами, а в основном они проводили время, беседуя о многочисленных чудесах земли, драконах Востока и песчаных океанах Аравии.

Затем он сам посетит лекцию по юриспруденции — главную на сегодня, — чтобы после обеда участвовать в официальном диспуте. Сегодня он будет говорить о силе Бога, как об отдельном проявлении сущности Бога, о том, как мы всегда понимаем, что Господь делает, но никогда не поймем, что Он есть. Еще Луис подготовил речь о практике исихазма: об отшельничестве души, о необходимости отказываться и уходить от всякого чувственного восприятия до тех пор, пока не откроется глаз души и не снизойдет интуитивное понимание Господа. В этой дисциплине Луис был теоретиком, а не практиком.

Он подошел к двери здания, вошел внутрь, где его встретил привратник. Он помахал ему и уже хотел пройти в аудиторию, однако страж вскинул руку, призывая его задержаться.

— К тебе посетитель.

Привратник был бледен.

— Кто?

— Ступай в комнату ректора. Он ждет там.

— Кто?

Привратник ничего не ответил, а просто ушел в каморку позади своего стола. Луис пересек широкий атриум, разглядывая мозаику под ногами. Персей, убивающий Медузу, чудовище со змеями вместо волос, чей взгляд обращал человека в камень. Судя по тому, как вел себя привратник, можно подумать, что в кабинете ректора его ждет такая же Медуза.

Он прошел в дальний конец здания, свернул на арену для диспутов, прошел по коридору до единственной двери по левую руку. До сих пор он был здесь всего лишь раз, когда испрашивал разрешения пройти испытание для приема в университет. Оно состояло в том, чтобы выступить перед всем факультетом и победить в ходе диспута. Это было нелегко — в Руане не проводили подобных соревнований, — однако он прошел. Тему для одного диспута выбирал он сам, для второго — они. Слава Богу, что они не выбрали юриспруденцию.

Луис постучал, и незнакомый голос ответил:

— Войдите.

Он подумал, что голос женский, однако, когда вошел, оказалось, что ректор сидит в одном из кресел для посетителей (гость в собственном кабинете), а за его столом, на обычном месте главы университета, восседает изумительно одетый и — другого слова никак не подобрать — красивый мужчина лет двадцати пяти. Весь он переливался белым шелком и золотом, но прежде всего в глаза бросалась яркая пурпурная лента, переброшенная слева направо через красную тунику, отделанную парчой. Только император, его родные и самые близкие доверенные лица имели право носить эти цвета.

Позади визитера стояли два великана, один точно грек, судя по бороде и коротким волосам, а второй — африканец с черной блестящей кожей. У обоих за поясом были золотые хлысты, а еще мечи и дубинки. Хлысты, как знал Луис, предназначались, чтобы расчищать в толпе путь для господина.

Луис немедленно упал ниц. Он понятия не имел, кто этот человек, однако пурпурная лента, да еще и тот факт, что ректор университета уступил ему свое удобное законное место, означали, что лучше переусердствовать с формальностями, чем нечаянно выказать непочтительность.

— Встань, схоластик.

Его певучий голос имел весьма необычный тембр. И кожа гладкая, как у женщины, без бороды, руки и ноги длинные, ладони узкие и изящные. На пальцах золотые кольца, причем одно такое тяжелое, что смахивает на государственную печать. Конечно же, это евнух, понял Луис.

Он поднялся.

— Ты знаешь кто я?

— Нет, господин, не знаю.

Гость в задумчивости провел языком по нижней губе. Луис заметил, что ректор не сводит с евнуха глаз, а на его лице застыла улыбка, напоминающая порез на кожице апельсина.

— Я начальник священных покоев. Препозит.

Луис инстинктивно поклонился. Препозит — тот, кто спит рядом с императором, — был вторым по могуществу человеком в империи после самого василевса, а некоторые сказали бы даже, что и могущественнее его. Василий вечно отсутствовал, ведя свои войны. Император не любил придворной жизни, даже когда не воевал, поэтому в основном он проводил время в своей резиденции на побережье. Начальник же оставался в Константинополе, он отвечал за повседневное благополучие города.

— Он не похож на умника, — сказал препозит ректору.

— Он лучший кандидат для той работы, о какой ты говорил, господин, — ответил ректор. — Никого лучше и быть не может.

— Может, ты отдаешь его мне, потому что он чужестранец, а ты не хочешь лишиться кого-нибудь из своих ученых?

— Этот человек сведущ в оккультных науках, господин.

Последовала долгая пауза. Лицо начальника священных покоев было столь же непроницаемо, как лик луны. Луис с ректором ждали, что скажет евнух, и ждали они довольно долго.

Наконец он заговорил.

— Ты чужестранец. Ты живешь здесь, при университете?

— Нет, я живу…

— В квартале у маяка.

Луис ничего не ответил, только чуть склонил голову. Евнух хотел нагнать на него страху, поэтому самое разумное — позволить ему. Нет смысла меряться силами с могущественным человеком. Пусть лучше напугает тебя своим долгим молчанием и телохранителями.

— С женой. Которая, кажется, гораздо выше тебя по рождению.