Марк Даниэль Лахлан - Темный лорд. Заклятье волка

— Кем я должен был стать? — спросил Аземар.

— Сынок, тебе предстоят великие дела. Ты должен испить из источника.

— Какого источника?

— Из источника, за глоток из которого мертвый бог отдал свой глаз. Видение за видение, зрение за зрение ради глотка мудрости из источника в центре земли.

— И что скажут мне его воды?

— Этого я не знаю. Знаю только, что ты должен пойти ту­да, и тогда у нас будет хотя бы шанс избавиться от старого ненавистника.

— Кого?

— Старого Гримнира, повешенного бога, безумного коро­ля Глапсвида, повелителя мертвецов, Одина.

— Я... — Аземару казалось, будто голова его прижата кам­нем, внутри него разрасталась какая-то тяжесть. Имена Оди­на приводили его в бешенство, он ненавидел его сильнее, чем слуга Христа может ненавидеть языческого бога. И он не по­нимал почему. Он рычал и плевался, вскрикивал. И умира­ющие узники Нумеры вокруг него как будто вторили ему, за­вывая, сыпля проклятиями и умоляя об освобождении.

Аземар посмотрел в глаза человека, обнимавшего его, в глаза этого бледного, светящегося и прекрасного существа, которое называло его сыном.

— Отец?

— Да...

— Спаси меня, — попросил Аземар.

— Ты такое чудо среди ужаса, Фенрисульфр, я не нужен для твоего спасения. Но послушай, прежде чем ты сможешь пить из источника, ты должен поесть.

Кровь закапала с пальцев странного человека, Аземар лиз­нул ее, затем укусил руку. Кожа лопнула, и кровь закапала сильнее. И все это время удивительный светящийся человек обнимал Аземара и пел — песня была о любовниках, угодив­ших в историю, которую рассказывает бог, чтобы ублажить судьбу.

Эта песня пьянила Аземара, переполняла его восторгом, но не была ли то песнь крови, которая призывала его глотать еще и еще? Он сам вцепился пальцами в живот светящегося человека, разорвал его, вытянул кишки, вырвал печень, скользкую, влажную печень, которую жевал и глотал с на­слаждением.

— Мама. Папа. Освободи меня.

— Ты свободен.

Пока он ел, песня все звучала.

А потом прекратилась, и Аземар осознал, что давно уже не лежит в объятиях удивительного пришельца, а сам сжи­мает кого-то в руках. Он выпустил тело, и оно тяжело шлеп­нулось на пол.

Прекрасная светящаяся фигура исчезла, рядом с ним валял­ся изодранный труп соседа, погибшего от жажды. Откуда-то просачивался слабый свет. Под дверью наверху лестницы бы­ла узкая щель, и сквозь нее проникал слабый свет лампы.

«Вот восходит мое солнце, — подумал он. — Когда же оно закатится?» Слова удивили его. Аземар был простой человек, он всегда говорил простыми словами. Подобные мысли бы­ли чужды ему.

Он шевельнул ногой. Его кандалы валялись пустые на по­лу. Как это получилось? Они не были погнуты или сломаны, но замки были разбиты.

Аземар немного полежал на полу, рыдая, прося Господа про­стить ему то, что он сотворил. Но теперь его осаждали стран­ные мысли, мысли, которые невозможно выразить словами.

Крики узников больше не тревожили его. Они были... Он попытался подыскать верное слово. Интересными. Интри­гующими. Ему очень хотелось изучить их поближе, подойти к несчастным и умирающим и... что? Он едва не засмеялся, представив, как тыкается в тела носом. Ему хотелось сделать с ними что-то, узнать о них больше. Это жуткое любопыт­ство настолько шло вразрез со всякой моралью, что его про­брал озноб.

Аземар пополз вперед. Он не был голоден, его не мучила жажда, хотя ему давали так мало воды, а еды не было вовсе, и это показалось ему особенно важным. Он вспомнил человека-волка, того, кто хватал его за горло. «Тот парень мог бы кое-что объяснить мне, он знал, что к чему». Его разум уже не принадлежал Аземару. Их напыщенный аббат мог бы говорить такими словами: «тот парень», «что к чему», — они были отголоском прежней жизни. Его привычные мысли больше не принадлежали ему, они существовали отдельно от его понимания себя самого, и он наблюдал их со стороны. В сознании звенели слова. «Нищий есть безмолвный пропо­ведник, укоряющий нас за грех богатства. Лодырь, кто не ра­ботает, — калека, проклятый Господом». Ни сути, ни смыс­ла. Просто слова.

Стена сбоку от него не касалась пола, там была щель — по­лоса тьмы на фоне тьмы. Человек-волк явно пришел оттуда. Сможет ли он поговорить с ним? Аземар пощупал шею. В том месте, где его хватал двойник, до сих пор болело, однако он нисколько не боялся волкодлака. Удастся ли уйти отсюда? Он подумал, что можно подождать под дверью, пока она откро­ется, и выскользнуть наружу.

Аземар заплакал. Он снова стал самим собой. «Нет, нет, бежать я не могу». Однако в следующее мгновенье он ощу­тил себя сильным и гибким, стремительным, как тень летя­щей птицы. Да он и был тенью, форму которой задает не она сама, а кто-то другой, упрощенным отображением чего-то иного, сложного.

Он заполз в щель под стеной. Там было что-то, ощущалась какая-то глубина. Он потянул носом, вдыхая тяжелый, сы­рой воздух. За тюремной вонью угадывался какой-то другой запах. Волк. Он был там, внизу, его странный двойник.

Демоны бормочут у него в голове. Что с ним случилось? Кто был тот удивительный человек, навестивший и утешив­ший его? Почему молодой человек, так похожий на Аземара, хотел, чтобы он бежал подальше отсюда? Он должен полу­чить ответы. Темнота в щели под стеной нисколько не пуга­ла его. Он ощущает запахи, он все чувствует. И Аземар с ка­тился в непроглядную тьму пещеры, желая как-то остудить жар, бушующий у него в голове.

Луис вышел на улицу, изумляясь холоду и темноте. Во двор­це всегда было тепло и приятно благодаря гипокаусту, ото­пительной системе, расположенной под полом. На улице же стоял мороз. Небо совершенно терялось во мгле, и все кру­гом было покрыто тонким слоем золы. В разгар дня ему при­шлось взять с собой лампу, не столько для того, чтобы ви­деть, сколько для того, чтобы видели его. Лишь немногие отваживались выйти из дома в этот странный туман, но те, кто отваживались, двигались быстро — лошади и повозки вдруг вылетали из ниоткуда, грохотали по булыжникам, не заботясь о том, кто и что стоит у них на пути.

Чудовищная погода никак не сказалась на деятельности гадателей со Средней улицы. Они толпились в сумраке под просторными портиками, выплескивались в прилегающие переулки, все эти гадатели на костях, на внутренностях, хи­романты и целители душ. Луис никогда еще не видел, чтобы их собиралось столько, однако быстро понял, что все они просто шарлатаны. Взять хотя бы одного, который сидел, бросая в коробку монеты и предсказывая по ним будущее, — Луис помнил, что когда только приехал в город, этот человек был сапожником. И все же Луис, проходя мимо, задавал не­которым из них вопросы, но они хотели денег за ответы, а их толкования были совершенно неубедительны. Одна женщи­на, оценив его дорогой наряд, сказала, что он был рожден в богатстве, другая заявила, что он тоскует по родине. Луис решил, что и сам мог бы «предсказывать» так, даже лучше.