Клайв Льюис - Хроники Нарнии

— Эй вы все, на колени перед королем Нарнии! — повелел герцог Берн.

За стеной ржали и били копытами кони. Многие из собравшихся уже прослышали о прибытии короля и даже о событиях в замке, так что повторять приказ не пришлось. Почти все повиновались сразу, замешкавшихся потянули вниз стоявшие рядом. Некоторые принялись громко выражать верноподданнические чувства.

— Мопс, — промолвил Каспиан, — за дерзкое обращение с нашей монаршей особой ты заслуживаешь смерти, но поскольку ты не ведал, что творишь, я дарую тебе прощение. А заодно сообщаю, что уже четверть часа, как во всех наших владениях работорговля запрещена. Все находящиеся здесь рабы — свободны!

Невольники разразились радостными криками, но Каспиан утихомирил их, подняв руку и спросил:

— Где мои друзья?

— Вы о той прелестной малютке и юном господине? — откликнулся Мопс с заискивающей улыбкой, — Но они уже проданы. Их купили сразу же…

— Мы здесь! — крикнули разом Люси и Эдмунд.

— И я здесь, к услугам вашего величества, — донесся из другого угла голос Рипичипа.

Их и вправду продали одними из первых, но не увели прочь, потому что покупатели остались посмотреть, чем закончатся торги. Толпа расступилась, пропустив освобожденных пленников, и они радостно бросились к своему освободителю. Но следом за ними к королю подошли двое смуглых длиннобородых калорменских купцов в шелковых халатах и оранжевых тюрбанах. То были представители древнего народа, мудрого, богатого и, при всей обходительности манер, весьма жестокого. Низко кланяясь Каспиану, купцы осыпали его цветистыми пожеланиями — чтоб родники благоденствия оросили сады добродетели и доблести и тому подобное, — но по существу все сводилось к желанию вернуть потраченные на невольников деньги. Каковое желание Каспиан нашел вполне справедливым.

— Тем, кто потратился сегодня на рабов, вернут все до последнего мал-мала, — объявил он. (Калорменский мал-мал — мелкая монетка достоинством в одну сороковую динара). — Мопс, отдай почтенным господам их деньги.

— Ваше величество меня разорит, — заныл работорговец.

— А хоть бы и так, — усмехнулся Каспиан. — Ты всю жизнь наживался на людском горе и заслужил участи худшей, чем бедность. Даже нищета предпочтительнее рабства. Но где еще один мой спутник?

— А, этот? — Мопс скривился, словно от зубной боли. — Заберите его, ваше величество, заберите поскорее. Буду рад сбыть его с рук, а то с ним одна маета. Я в своем деле не новичок, но такого никчемного раба мне отроду не попадалось. Я и цену сбавил, аж до пяти динаров, но его все равно никто не взял. На него и смотреть тошно. Эй, Такс, приведи Нудилу.

Привели Юстейса, кислый вид которого и вправду едва ли мог доставить кому-либо удовольствие. Впрочем, удивляться тут было нечему: мало радости сделаться рабом, но ежели тебя даже в рабы не берут, это уж ни в какие ворота не лезет.

— Ну, конечно, — с ходу заворчал Юстейс, увидев Каспиана, — небось развлекался, пока другие отдувались за тебя в неволе. Бьюсь об заклад, про британского консула ты так и не узнал. Впрочем, другого я и не ждал.

Вечером в замке устроили большой пир, по окончании которого, уже раскланявшись со всеми и отправляясь спать, Рипичип сказал:

— Ну, завтра наконец начнутся настоящие приключения.

Однако он поторопился с этим заявлением: приключения не могли начаться ни завтра, ни послезавтра, ни в какой другой из ближайших дней, ибо за Одинокими островами лежал совершенно неизведанный край, и к путешествию туда следовало основательно подготовиться. Корабль разгрузили, с помощью восьмерки ломовых лошадей и деревянных катков вытащили на берег, и лучшие корабельные мастера тщательно осмотрели корпус и оснастку. Затем «Поспешающего» снова спустили на воду и погрузили на него столько провизии и воды, сколько смогло уместиться в трюме. А уместилось ровно на двадцать восемь дней.

— Да, — грустно заметил Эдмунд, — выходит, если мы не найдем ничего интересного за две недели, придется поворачивать назад.

Пока корабль готовили к отплытию, Каспиан расспрашивал бывалых мореходов, не знают ли они чего о морях и землях, лежащих на востоке. Морские волки, с обветренными лицами, квадратными седыми бородками и правдивыми голубыми глазами, осушили множество кружек эля из подвалов замка и отблагодарили юного короля таким же множеством невероятных историй, но в тех историях, которые заслуживали хотя бы малейшего доверия, никакие восточные земли не упоминались. Многие моряки пребывали в уверенности, что никаких земель там нет и в помине, а если все время плыть на восток, то в конце концов можно увидеть, как море переливается через край земли, низвергаясь в бездну. «Туда-то, видать, и канули друзья вашего величества», — говорили они, а другие пичкали Каспиана бреднями насчет стран, населенных безголовыми людьми, плавучих островов, ужасных морских смерчей и горящей воды. И лишь один старый шкипер, к превеликой радости Рипичипа, сказал, что далеко-далеко на востоке находится царство Эслана. «Правда, — добавил он, — попасть туда невозможно, потому как царство это уже за краем света». Его попросили рассказать поподробнее, но старик ответил, что сам в тех краях отроду не бывал и лишь слышал о них от своего отца.

Берн мог сообщить о своих шестерых спутниках лишь то, что в свое время они действительно отплыли на восток и что больше о них никто ничего не слышал.

— Я часто прихожу сюда по утрам, — сказал герцог, стоя вместе с Каспианом на самой высокой вершине Эвры и глядя на восток, где расстилалось безбрежное море. — Любуюсь рассветом, и порой мне кажется, будто солнце восходит всего в двух-трех милях отсюда. Тогда я вспоминаю своих друзей и невольно задумываюсь, что же нашли они там, за горизонтом? Наверное, ничего, но в такие мгновения мне становится почти стыдно за себя, что я остался здесь. Но при этом, ваше величество, мне все равно хотелось бы, чтобы здесь остались вы. Боюсь, Калормен не простит нам запрета на работорговлю. Может дойти до войны, и островам потребуется ваша помощь. Подумайте еще раз, государь.

— Достойный герцог, — отвечал Каспиан, — я ведь принес обет. И потом, как я оправдаюсь перед Рипичипом?

Лишь почти через три недели после прибытия путешественников буксир вывел «Поспешающего к восходу» из Тесной Гавани. Этому предшествовали торжественные проводы. У причалов собралась огромная толпа. Речь Каспиана, обращенная к жителям Одиноких островов, была встречена с восторгом, а когда король прощался с герцогом и его семьей, многие прослезились. Люди плакали и кричали: «Да здравствует король!» до тех пор, пока корабль не удалился от берега настолько, что стихли звуки Каспианова рога. Пурпурный парус наполнился свежим ветром. Буксир повернул к берегу, а «Поспешающий к восходу», плавно обогнув южную оконечность острова, взял курс на восток. Первым на вахту у штурвала встал Дриниан.