Клайв Льюис - Хроники Нарнии

Одного они не сообразили: что лошади беззащитны, а калорменцы — в кольчугах. Кроме того, у людей имелся вождь. Раздался голос таркаана Ришды:

— Тридцать человек — стерегите глупцов у белой скалы. Остальные — за мной! Проучим этих отродий земли.

Тириан и его друзья, еще не отдышавшиеся после схватки, обрадовались нежданной передышке; они наблюдали за тем, как таркаан повел свою рать на гномов. В тусклом багровом свете догорающего костра все это выглядело очень странно. Насколько можно было разглядеть, на лужайке не осталось никого, кроме калорменцев и гномов. В полумраке трудно было разобрать, что происходит, зато хорошо слышно — гномы приняли бой. Гриффел изрыгал проклятия, таркаан время от времени выкрикивал: «Живыми! Берите живьем всех, кого можете! Живьем!»

Долго это продолжаться не могло. Крики затихли. Потом Джил увидела таркаана, идущего к хлеву; следом одиннадцать воинов тащили одиннадцать связанных гномов. (Что сталось с прочими, погибли или сбежали — навсегда осталось неизвестным.)

— Бросьте их в святыню Таша, — велел таркаан, а после того, как одиннадцать гномов один за другим исчезли во тьме хлева и дверь вновь закрылась, калорменец низко поклонился и возгласил:

— Да станут и они огненной жертвой тебе, повелитель Таш.

И все калорменцы грянули мечами о щиты, восклицая:

«Таш! Таш! Великий бог Таш! Неумолимый Таш!» (И никакого вам Ташлана!)

Стоящие у белой скалы наблюдали за происходящим и перешептывались. Из расселины в камне пробивалась струйка воды. Все поспешили утолить жажду: Джил, Поджин и король — из пригоршни, а четвероногие — из лужицы, натекшей у основания скалы. Жажда была такова, что вода показалась им лучшим напитком в жизни, и покуда пили, снизошло на них счастье, и они забыли обо всем на свете.

— Шкурой чую, — сказал Поджин, — до утра все мы пройдем один за другим через эту темную дверь. Я мог бы выдумать для себя сотню смертей получше.

— И вправду мрачная дверь, — сказал Тириан. — Похожа на пасть.

— Нельзя ли что-нибудь придумать? — голосок Джил дрогнул.

— Нет, милая моя подружка, — отвечал Брильянт, легонько толкнув ее носом, — Может быть, для нас эта дверь станет дверью в страну Эслана и еще сегодня мы воссядем на его пиру.

Таркаан Ришда медленно шел от хлева к белой скале.

— Внемлите, — сказал он, — коль скоро кабан, собаки и единорог мне покорятся и положатся на мое милосердие, я дарую им жизнь. Кабан предназначен для клетки в саду тисрока, собаки — для псарен тисрока, единорог же, после того как я отпилю ему рог, будет впряжен в повозку. Но орел, эти дети и бывший король пойдут в жертву Ташу.

Единственным ответом ему было рычание.

— Вперед, воины, — приказал таркаан. — Убейте животных, но двуногих возьмите живыми.

Так началась последняя битва последнего короля Нарнии.

Поражение было неизбежно не столько из-за численного превосходства противника, сколько из-за копий. У калорменцев, с самого начала бывших при Обезьяныче, копий не имелось. Ведь в Нарнию они проникали под видом мирных торговцев, а пронести незаметно копье невозможно. Зато новоприбывшим, после того как Обезьяныч вошел в силу, скрываться уже было незачем. Их копья и решили исход дела. Копейщик, коль он проворен и хладнокровен, достанет кабана прежде, чем кабан достанет его клыками; и единорога — тоже. И вот ровный ряд опущенных копий двинулся на Тириана и его друзей. Еще миг, и начался бой не на жизнь, а на смерть.

На самом деле не так страшно биться, как смотреть со стороны. Когда напряжен каждый мускул и нужно увернуться от копья, подпрыгнуть, сделать выпад, отступить и крутануться на месте, тогда на страх и уныние просто не остается времени. Тириан понимал, что на сей раз он никому не сможет помочь — все они обречены. Краем глаза заметил, как рядом с ним пал кабан и как неистово бьется Брильянт. Мельком увидел, как огромный воин-калорменец волочит Джил за волосы. Но думать обо всем этом тоже было некогда. Единственная мысль жила в нем — отдать свою жизнь как можно дороже. Хуже всего, что он не мог сохранить позицию под белой скалой. Когда бьешься с дюжиной врагов одновременно, приходится использовать любую возможность и без промедления бить, как только враг приоткроет грудь или шею. А в результате несколько выпадов — и первоначальная позиция остается далеко в стороне. Скоро Тириан обнаружил, что волей-неволей приближается к хлеву. Почему-то ему надо было держаться подальше от этого места, но почему — он не помнил; что-либо изменить он тоже был не в силах.

И вдруг все стало на свои места: он дерется с таркааном один на один на пороге хлева — костер или то, что от него осталось, светит ему прямо в лицо, — и стоит отступить еще на шаг, как два калорменца, стоящие наготове, захлопнут за ним дверь. Тириан понял, что его гнали к хлеву с самого начала. И преисполнился решимости биться с таркааном до последнего, зная заранее, чем закончится бой.

Но тут ему в голову пришло иное решение. Отбросив свой меч в сторону, он шагнул вперед, прямо под сверкающий клинок таркаана, ухватил Ришду за пояс и с криком: «Добро пожаловать на встречу с Ташем!» увлек врага за собою в хлев. Снова, как и в случае с Обезьянычем, оглушительно загрохотало, земля дрогнула, ослепительная вспышка озарила ночную тьму.

Калорменские воины завопили: «Таш! Таш!» и захлопнули дверь. Пусть Таш его заберет, военачальника, коль скоро он нужен Ташу, а им самим встречаться с Неумолимым нет никакого резона.

На мгновение Тириан потерял себя — не мог сообразить, ни где он, ни даже кто он. Придя в чувство, заморгал и огляделся. Он ждал тьмы. Но хлев был ярко озарен — вот почему он заморгал. Тириан напрягся: где враг? где Ришда? Но таркаану уже было не до него. Калорменец страшно вопил, тыча пальцем куда-то в сторону, потом закрыл лицо руками и рухнул ничком наземь. Тириан посмотрел в том направлении. И увидел!

К ним приближалось жуткое существо, то самое, которое Тириан видел возле башни, только здесь оно казалось не столь огромным, хотя и много больше любого человека: четыре руки, голова стервятника, клюв раскрыт, глаза сверкают, крик похож на вороний грай.

— Ты призвал меня в Нарнию, таркаан Ришда. Вот он я. Что скажешь?

Таркаан не отрывал лица от земли, не молвил ни слова, а только вздрагивал, будто его била икота. Ришда был храбрым воином, но половину своей храбрости он растерял в тот момент, когда в нем зародилось подозрение, что Таш — не выдумка. Вторая половина покинула его теперь.

Резко наклонившись — словно петух склюнул червяка, — Таш ухватил несчастного Ришду левой парой рук. Потом, чуть-повернув голову, вперил жуткое око в Тириана — имея птичью голову, только так, боком, и можно смотреть.