Клайв Льюис - Хроники Нарнии

Шаста свернул с дороги и двинулся к Усыпальням, хоть у него и засосало под ложечкой от страха: в лучах заходящего солнца Усыпальни выглядели до ужаса мрачными и неприветливыми. Он проглядел все глаза, высматривая своих спутников. Впрочем, из-за солнца, светившего в лицо, ничего толком было не разглядеть. И потом, они наверняка дожидаются у дальней Усыпальни; здесь-то их кто угодно может заметить.

Усыпален было около дюжины, и в каждой была низкая арка, и за каждой аркой таилась непроглядная тьма. Чтобы обойти все Усыпальни, потребовалось немало времени; внутрь Шаста, конечно же, не заходил, но окрестности обыскал добросовестно. Никого.

Как тут тихо, на краю пустыни! И солнце село…

Внезапно за спиной мальчика раздался жуткий звук. Шаста подскочил — и прикусил язык, чтобы не завопить дурным голосом. В следующий миг он сообразил, что это был за звук: то трубили в Ташбаане, возвещая о закрытии городских ворот. «Трус несчастный! — упрекнул себя Шаста. — Ты же слыхал эти трубы утром». Правда, испуг его был вполне простительным: утром-то он шел вместе с товарищами и направлялся в город, а сейчас остался один-одинешенек и за городом. Что ж, теперь, когда ворота закрылись, никто точно не появится — значит, придется коротать ночь одному. «Они или в городе застряли, — сказал сам себе Шаста, — или ушли без меня. С этой несносной Аравис и не такое станется! Да нет, Бри меня ни за что бы не бросил… Или бросил бы?»

Вы, верно, и сами уже догадались, что насчет Аравис Шаста заблуждался. Она никогда бы не покинула товарища в беде, не важно, нравился он ей или нет. Но мальчик по-прежнему считал таркину спесивой гордячкой, готовой на любую каверзу, даже на предательство.

Сумерки сгущались, с каждым мгновением становилось темнее, и в сердце Шасты вновь закрался страх. В Усыпальнях было что-то этакое, что-то очень и очень скверное. В голову лезли малоприятные мысли о блуждающих среди гробниц гулях; и как Шаста ни старался, отгонять эти мысли делалось все труднее.

— Ой! Помогите! — закричал мальчик вне себя от ужаса, когда нечто вдруг коснулось его ноги. Пожалуй, не станем упрекать Шасту в трусости: вы бы тоже перепугались до полусмерти, окажись вы в таком неуютном окружении в столь неподходящее время. Ужас приковал его к месту (да и куда бы он побежал, когда кругом только зловещие черные камни да равнодушная пустыня?) Наконец Шаста кое-как совладал со страхом и сделал, пожалуй, самое разумное из того, что мог сделать: он обернулся. И сердце мальчика едва не разорвалось от облегчения, когда он увидел не кровожадного гуля, а обыкновенного кота.

Кот был крупный, упитанный, важный, что твой таркаан, и выглядел так, будто прожил в Усыпальнях много-много лет. А взгляд у него был такой, словно ему ведомы все тайны мироздания, но он вовсе не собирается открывать их первому встречному.

— Кис-кис! — позвал Шаста, — Ты говорящий или как?

Кот пристально посмотрел на мальчика, а потом двинулся прочь. Конечно, Шаста последовал за ним. Вдвоем они вышли из Усыпален и очутились в пустыне. Кот уселся на песок, обернув хвостом лапы, мордочкой на север — туда, где находилась Нарния, — словно кого-то выглядывал. Шаста лег рядом, лицом к Усыпальням: когда беспокоишься, нет ничего лучше, чем повернуться лицом к опасности, особенно когда твою спину защищает друг. Разумеется, нам с вами лежать на песке было бы не слишком удобно, но Шаста сызмальства привык спать на земле и потому неудобства не ощущал. Вскоре он заснул — и даже во сне продолжал спрашивать себя, что же могло случиться с Аравис, Бри и Хвин.

Разбудил его звук, которого он никогда прежде не слыхал. «Приснится же такое», — пробормотал мальчик, пошарил рукой вокруг и понял, что кот куда-то подевался. Вот беда… Он лежал, не открывая глаз, потому что был уверен: стоит ему открыть глаза, немедленно вернутся все вечерние страхи. (Признайтесь, вам наверняка доводилось прятаться от страхов под одеяло. А когда одеяла под рукой нет, надежнее всего крепко зажмуриться — и страхи вас благополучно минуют.) Звук повторился: то был резкий, пронзительный крик, и доносился он из пустыни. Пришлось все-таки открыть глаза и сесть.

Над пустыней сияла луна. Усыпальни — которые, оказывается, были совсем близко — серебрились в лунном свете. Сейчас их легко было принять за уродливых великанов, облаченных в серые плащи с капюшонами. Такое соседство поневоле внушало трепет. Однако звук доносился с противоположной стороны. Шаста с величайшей неохотой повернулся спиной к Усыпальням и бросил взгляд на пустыню. В тот же миг звук повторился снова.

— Только бы не Лев, — прошептал мальчик. Вообще-то звук ничуть не напоминал львиный рык. Это всего лишь тявкал шакал, но Шаста, естественно, этого знать не мог. Вдобавок встреча с шакалом тоже не сулила ему ничего хорошего.

Крик повторялся вновь и вновь, на разные голоса. «Должно быть, этих тварей несколько, — сказал себе Шаста, — И они приближаются».

Когда бы от ночных страхов он не утратил способности рассуждать здраво, то наверняка возвратился бы к реке и к людям — уж туда дикие звери точно не добрались бы. Но чтобы добраться до реки, нужно было опять пройти через Усыпальни, а в Усыпальнях, внутри гробниц, прятались гули. Вдруг они набросятся на него? Из двух зол Шаста выбрал, как ему казалось, меньшее — он остался там, где сидел. А крики слышались все ближе.

Шаста не выдержал, вскочил и совсем уже было бросился бежать, как вдруг в лунном свете возник громадный зверь. Огромная косматая голова, четыре могучих лапы… Зверь словно не замечал мальчика. Вот он остановился, повернулся в сторону пустыни и издал громоподобный рык, эхом раскатившийся среди Усыпален. Шасте почудилось, будто земля затряслась у него под ногами. Воцарилась тишина; мальчику показалось, что он различает дробный топот удирающих тварей. И тут зверь повернулся к нему.

«Это Лев! — неожиданно догадался Шаста. — Огромный Лев! Все, я погиб. Интересно, а больно будет?.. Скорее бы, что ли… А что бывает после смерти?.. Ой! Мама!» — Он зажмурился, крепко стиснул зубы и стал ждать, когда его укусят.

Но так и не дождался. Что-то теплое прильнуло к его ногам. Он открыл глаза.

— Ого! — воскликнул Шаста. — Да он вовсе не огромный! Вполовину того, что мне привиделся. Да нет, в четверть! Это же всего-навсего кот! Вот уж морок так морок!

Не могу сказать, вправду ли громадный Лев привиделся Шасте во сне, однако у ног мальчика лежал и не сводил с него взгляда обыкновенный кот, разве что покрупнее остальных. Глаза-плошки светились в полумраке зеленым.

— Киса, как я рад тебя видеть! — проговорил Шаста. — Мне такое приснилось! — Он снова опустился на песок и прижался к коту спиной. По телу разлилось живительное тепло. — Никогда не буду обижать котов. Раньше-то всякое бывало. Помню, я кинул камнем в полудохлого котяру… Эй, перестань! Ты чего? — Мальчик недоуменно поглядел на свою руку, на которой кошачьи когти оставили длинные царапины. — Не делай так больше, ладно? Он что, понимает мои слова? — С этой мыслью Шаста вновь заснул.