Валерий Моисеев - Саркофаг

- Господин гауптшутрмфюрер, согласно списочному составу, ликвидированы все заключенные, принимавшие участие в секретных разработках, - обер-лейтенант подслеповато сверился со списком. - За исключением двоих, Сусликов и Бержье.

- Благодарю за хорошую работу, лейтенант! - кивнул Нойберт. - Против этих двух фамилий вы тоже можете смело поставить галочки. Я сам закончу с ними, если не возражаете?

- Помилуйте господин гауптшутрмфюрер, как пожелаете! Вам осталось лишь подписать этот акт о проведенной ликвидации персонала подведомственных вам лабораторий.

- Давайте, где тут поставить подпись? - Нойберт, не снимая черных кожаных перчаток, благодарно кивнув, принял авторучку и склонился над документом.

- Вот здесь и здесь, в двух местах, - и обер-лейтенант почтительно показал, где именно. - Благодарю вас господин гауптшутрмфюрер! Осмелюсь дать вам совет - не особо тяните с этими двумя! Нашей автоколонне предстоит долгий путь, а враг стремительно наступает.

- Дайте мне пять минут, не более! - для большей выразительности Нойберт растопырил пальцы, затянутые в черную лайковую перчатку.

Обер-лейтенат козырнул и пробормотав: - Не смею мешать! - сделал остальным эсэсовцам знак следовать за ним.

Проводив их долгим взглядом, Нойберт терпеливо дождался, когда они скрылись за углом барака.

- Ну что же, друзья мои, пришло время прощаться, - сказал он грустно, подняв глаза на Константина и Огюста.

Как ни странно в голосе его не было иронии. По всей видимости, Нойберту при всем его прагматизме не была чужда некоторая сентиментальность.

- Я так понимаю, что вы не намерены нас отпускать? - хрипло спросил Константин.

- Все что хотите, кроме этого, - меланхолично пожал плечами Нойберт.

- Ну, тогда неплохо бы, рюмку французского коньяка, гаванскую сигару и пышную блондинку, - уныло пошутил Огюст.

- Поверьте, мне, правда, очень жаль, - сказал Нойберт, своими мыслями пребывая где-то далеко. - Если бы у нашего руководства была, хоть десятая доля ваших мозгов, мы бы сейчас имели совершенно другой результат. Но наш идиот фюрер заварил такую кашу, которую нам уже не дано расхлебать. Быть может, я поступлю глупо, но, по моему глубокому убеждению, перед уходом, вы должны, кое-что узнать.

- А какая собственно разница, если у нас все равно нет будущего? - спросил Константин.

- Ни у кого нет будущего, - со вздохом ответил Нойберт. - Тем не менее, я считаю, вас своими коллегами перед которыми, в силу сложившихся неблагоприятных обстоятельств, у меня нет секретов.

- Ну да, ведь мы же уже покойники! - иронически усмехнулся Огюст.

- Возможно, вам будет любопытно узнать, что германским ученым удалось установить связь с иными планами и некоей загадочной расой обитающей там, - не обращая внимания на иронию, сказал Нойберт. - Вы никогда не задавались вопросом, почему в концентрационных лагерях уничтожалось такое огромное количество людей? Зачем такая чудовищная, такая непроизводительная трата человеческих ресурсов? Так я вам отвечу! Весь пепел из лагерных крематориев передавался нашим новым знакомым из запредельных пространств в обмен на их продвинутые технологии. 'Сыворотка юности', 'Пила времени' и 'Монсегюр - 15' все это лишь небольшая часть из множества переданных нам чужаками разработок.

В это время с запада, послышался гул надвигающейся эскадрильи союзников. Нойберт на секунду прервался и, недовольно прищурившись, посмотрел на воздушную армаду тяжелых бомбардировщиков несущих на своих крыльях смерть и разрушение в Берлин. Истребители сопровождения стремительно приближались к территории лагеря. Еще немного и на их крыльях стали видны американские звезды с полосами.

Нойберт опустил голову и пару секунд собирался с мыслями, после чего продолжил:

- Я уж не знаю, для чего именно им понадобилась такая уйма пепла от сгоревших человеческих тел, но по слухам, интерес этих существ к пеплу был чисто гастрономический. Потом эти ублюдки отвернулись от третьего рейха. Всему виной была неумная жадность нашего бесноватого фюрера! Ему хотелось все больше и больше сакральных знаний дающих неограниченную, абсолютную власть, над природой вещей и явлений. Своей безудержной алчностью он напоминает мне персонаж из сказки вашего Александра Пушкина. Он, как та глупая старуха, которая до бесконечности испытывал щедрость золотой рыбки.

- Чего-то я не понял, - нетерпеливо перебил разглагольствования Нойберта Константин. - Почему эти твари, пожирающие людской пепел, прервали с вами контакт?

- Я же сказал, их напугали поистине вселенские амбиции нашего дражайшего фюрера, - нахмурившись, ответил Нойберт и поднял ствол автомата вверх. - Извините, но мне пора. В знак глубокого к вам уважения, я только что раскрыл вам самую сокровенную тайну третьего рейха. Был счастлив работать с вами, друзья! Еще раз прощу меня извинить, и прощайте!

Гауптшутрмфюрера поразило то обстоятельство, что оба приговоренных к смерти не обращают на него ни малейшего внимания. Они пристально всматривались во что-то прямо у него над головой.

Действительно, в этот момент взгляды Константина и Огюста были прикованы к стремительно приближающемуся к ним истребителю союзников. Тот, ранее заложив крутой вираж, неожиданно вернулся и теперь, едва не касаясь барачных крыш, несся прямо на них.

Парой минут ранее, летчик, управляющий самолетом, внезапно увидел черную фигуру эсэсовца с автоматом в руках направленным в сторону двух тощих фигур в полосатых робах лагерников. Неподалеку лежали тела уже убитых заключенных точно в таких же лагерных одеждах. Когда летчик понял, что собирается делать фашист с этими двумя несчастными, он едва не пробил головой фонарь кабины, вскипев от праведного гнева. Стремительно развернув юркий самолет, он зашел на прежний курс и понесся прямо на фашиста.

Нойберт слышал, как у него над головой, все громче раздается надсадный вой самолетных двигателей, но не придал этому особого значения. В последнее время авиация союзников повадилась регулярно летать над лагерем. К этому моменту, глаза Константина и Огюста были прикованы к черной дыре автоматного ствола, который ухмыляясь, смотрел прямо на них.

Нойберт нажал на спуск и 'шмайсер' окутавшись легким дымом, выплюнул из себя первые пули. Одновременно с этим застучал крупнокалиберный пулемет истребителя. Константин и Огюст во все глаза смотрели на то, как внезапно взорвалась голова Нойберта. Обезглавленное тело в черном эсэсовском мундире швырнуло на землю, попутно вырвав из него пару кусков мяса. А рука, затянутая в черную лайковую перчатку мертвой хваткой вцепившаяся в автомат, продолжала нажимать на спусковой крючок. И 'шмайсер' стрелял и стрелял, всаживая пуля за пулей в стену барака.