Елизавета Дворецкая - Битва колдуньи. Сага о мечах

С трудом понимая, чего он от нее хочет, Ингвильда повернулась и слабо покачала головой. Сейчас она не могла ничего!

– Ты сможешь! – требовательно и злобно прошипел Оддбранд, и змеиный взгляд его обычно спокойных глаз пронзил Ингвильду насквозь. – Сможешь! Куда ты денешься – ведь у тебя больше нет никого в целом мире! Тебе никто больше не поможет! Или он – или смерть! Зови его, ну! Вспомни о нем, думай о нем! Быстрее, ярче! Вспомни все самое-самое! Так нужно!

Взгляд его жег Ингвильду, как близко поднесенный к глазам стальной клинок, угрожающий гибелью. Чтобы не видеть этого, она закрыла глаза, и мысли ее сами собой свернули туда, куда толкал ее Оддбранд, – к Хродмару.

Ей вспомнилось предыдущее видение, когда Хродмар явился ей среди дружины фьяллей и раудов в Трехрогом фьорде. Она вспомнила серые холодные волны и инеистый камень с черным отпечатком ладони. Но это все было очень далеко и не могло помочь ей спрятаться от той страшной беды, которая сейчас нависала над ее головой, как тяжелая и пронзительно-холодная тень великана. Тогда Ингвильда попыталась вспомнить живого Хродмара – такого, каким она его знала. Ах, как давно это было – больше полугода назад! Тогда только миновала Середина Лета, а теперь уже давно осталась позади Середина Зимы, и влажный ветерок с запахом оттаявшей земли несет весть о скором начале весны и Празднике Дис…

Хродмар, такой, с каким она прощалась на берегу возле стоячего камня; его глаза, глядящие на нее с любовью и тоской, с предчувствием долгой разлуки. Ведь она знала, знала еще тогда, что они встретятся нескоро. «Я не ясновидящий и не знаю, когда мы теперь увидимся, – сказал он тогда. – Но я знаю: даже если это будет через год, через два года, я буду любить тебя так же сильно, как сейчас».

В сердце Ингвильды вспыхнуло чувство, пережитое тогда, в мгновения их прощания, – чувство, что Хродмар ей ближе всех на свете, дороже отца и брата, что расстаться с ним так же невозможно, как потерять часть себя самой. И сильный поток невидимого ветра заструился где-то рядом, словно хотел пробиться к ней и еще не мог. Такой ветер она ощущала, когда видела корабль Стюрмира, только тогда он был холодным.

А какая-то часть ее души оставалась на площадке Тюрсхейма перед Волчьим Камнем, где на холодной земле стыла кровь ее отца. И эта часть истошно кричала, что нужно торопиться, что у нее слишком мало времени. Но для того, что Ингвильда пыталась сделать, требовались покой и сосредоточенность.

Она снова вспоминала, как сидела рядом с Хродмаром возле землянки фьяллей на той отмели, где он впервые увидел свет после долгой болезни. Как радовалась тогда, что он выжил… Как удивилась поначалу, увидев жизнь и чувство в его глазах, заново открывшихся на той страшной личине, в которую превратилось его лицо… Могла ли она подумать, пока он болел, что это жуткое существо, покрытое гнойными язвами, не помнящее себя и родных от горячечных страданий, станет ее судьбой, ее любовью, ее жизнью.

Словно ныряя к самому дну моря, Ингвильда вспомнила, как она увидела Хродмара в первый раз. Тогда «Тюлень» только подошел к отмели, Модольв и Геллир, в ту пору еще зрячий и почти здоровый, подняли ее на корабль, а на кормовом настиле лежал молодой фьялль с длинными светлыми волосами и покрасневшим, мокрым от пота лицом, с закрытыми глазами…

Погрузившись в прошлое, Ингвильда перестала осознавать настоящее, забыла, зачем ей нужны эти усилия, но вдруг изумилась тому, что оказалось на самом дне воспоминаний. Это был не Хродмар! Тот, кто лежал тогда на корме «Тюленя», на чьей ладони она впервые разглядела красную сыпь – страшную печать «гнилой смерти», – казался совсем иным человеком. У него было другое лицо. Даже тогда оно было красиво. «Он был самым красивым парнем во Фьялленланде!» – звучали в ушах горестные жалобы Модольва.

У Ингвильды перехватило дыхание: она как будто только сейчас узнала настоящего Хродмара. Того Хродмара, которого знала его мать, знали родичи, соседи, товарищи по дружине и которого только она, будущая жена, не видела никогда! Но теперь она вспомнила! Теперь она знала его таким, каким сам он знал себя. Ингвильде казалось, что она прикоснулась к его духу, к его внутренней памяти о себе, и расстояние между ними исчезло. Она смотрела на него его же глазами, и они были рядом.

– Не подходи, конунг! – издалека, как сквозь сон, донесся до нее глухой и резкий голос, которого она сейчас не узнавала. – Я вижу дорогу!

Сильные руки обняли ее, наверху прянул резкий железный свист, как во сне, когда великан рубил мечом лес над ее головой. В сером тумане, застлавшем взор, мелькнул яркий огненный росчерк, нарисовавший руну «эваз» – руну движения и колдовского путешествия между мирами.

Вздрогнув, Ингвильда хотела открыть глаза, но вдруг почувствовала, что стремительно проваливается неведомо куда. От ужаса она зажмурилась крепче и прижалась к кому-то, кто был рядом с ней, не зная, кто это и куда их несет. Под ногами не было земли, не было ничего. Это не было похоже на падение с высоты – вокруг них не ощущалось даже ветра и воздуха. Просто Ничто, то самое, которое страшнее самого страха.

А потом мир вокруг резко содрогнулся – мир снова был . Ингвильду охватил холод, навалилась тяжесть воздуха и собственного тела, и по сравнению с прежним Ничем это показалось тяжело. Она катилась по земле, твердые камни впивались ей в бока, снег обжигал холодом лицо и руки. Голова кружилась так, что невозможно было понять, наверху эта голова или внизу. Наконец все успокоилось, движение погасло. Ингвильда стала медленно приходить в себя.

Когда она очнулась, все было точно так же – кажется, она провела без сознания всего несколько мгновений. Что-то твердое и холодное упиралось ей в спину. Ингвильда с трудом подняла веки, но белизна снега так остро резанула по глазам, что она поспешно вскинула руку к лицу, стараясь защититься. Но раз есть снег, значит, она жива и находится не нигде, а где-то.

– Йомфру, ты жива? – услышала она хриплый голос.

Это Оддбранд.

Значит, они вместе провалились неведомо куда.

– Ингвильда!

Ингвильда попыталась приподнять голову. Руки Оддбранда подняли ее и посадили. Медленно, как прозревший слепец, она подняла веки.

Перед ней был извилистый морской берег, похожий на хорошо ей знакомое Западное побережье. Море с мелкой ледяной крошкой в серых волнах накатывалось на смерзшийся песок, чуть выше виднелись еловые корни и рыжие метелки можжевельника. На самом дальнем уступе берега темнело пятно стоячего валуна. Ингвильда почему-то подумала, что это младший «смотрельный камень». А где же старший?

А к чему она прислоняется спиной, как не к нему! Где один, там и второй… Вот только где они?