Виктор Исьемини - Меняла

Я словно разом увидел все – тощие плечи под драным тряпьем, перекошенный рот, обезумевшие глаза. Я едва успел перевернуть в руке рукоятку меча – так что удар пришелся плашмя. Пацан взвыл, выронил дубину, сел на землю и… разрыдался, влажно всхлипывая и размазывая по лицу грязь и слезы. От него несло перегаром.

– Славно, вот и добыча! – раздался рядом со мной голос капитана, – отлично, Писарь! А то никакого навару с этой драчки, хотя день потерян…

Я огляделся – мои товарищи не были столь щепетильны и били в полную силу. Около двадцати окровавленных тел валялось на поле перед воротами, остальные разбежались. По крайней мере, бегали они быстрее взрослых.

После слов о смерти разговор не клеился. Вообще-то меня не смущают такие вещи, да что там – я воочию видел достаточно много, чтобы перестать обращать внимания на слова. Ну а Эрствин слишком юн, чтобы осознать истинное значение собственных речей. В его возрасте очень интересно говорить на такие темы, делать вид, что все понимаешь, что тебя не смущает ничто в нашем Мире, даже такие страшные понятия, как страдания и смерть. На самом деле то, что подросток спокойно говорит о страданиях и смерти – не настоящее равнодушие, а всего лишь непонимание, но что это меняет?

Мы помолчали, обменялись еще несколькими ничего не значащими фразами… Допили вино…

– Идем, друг мой, я тебя провожу, – наконец решил я, – и не спорь. Ты сам видишь, что в городе сегодня слишком уж неспокойно…

Действительно, на улицах сейчас должно быть очень опасно. Если мои предположения верны, то Мясник сейчас ведет охоту на Обуха, Обух прячется и рассылает своих головорезов на поиски Мясника, в то же время он следит за домом Неспящего. Довольно интересная ситуация. Если Мясник и Неспящий смогут встретиться – они вдвоем, пожалуй, станут непобедимыми. С другой стороны, Неспящий должен бы бояться покинуть свой дом. Там он надежно защищен, тогда как на улицах ему будет грозить нешуточная опасность… Значит, Мясник постарается пробиться к дому колдуна? Да, наверное, так – вряд ли он решится нападать на его светлость в одиночку. Значит, у берлоги старого мага и развернутся основные события. А она – как раз у нас по пути….

– И вот еще что. Мы с тобой пойдем другой дорогой, ладно? – это я сказал после того, как мы вышли на улицу и я, оглядевшись, убедился, что нас никто не слышит.

– Это почему? Ты что-то знаешь об этих убийствах, Хромой?

– Знаю, Эрствин. Но не обессудь, тебе рассказать не могу.

– Это почему же? Я же никому не выдам… – в голосе моего приятеля послышалась обида.

Вообще-то, он в самом деле никому не скажет. И предостеречь его не помешает. Ладно.

– Я тебе доверяю, Эрствин, но… Понимаешь, это не только мои тайны. Но кое-что я тебе расскажу. Идем… Так вот, помнишь, с чего все началось?

– Что ты имеешь в виду? Этого убитого купца, Товкера-Тощего?

– Его, точно. Убили Тощего конкуренты, которые хотят захватить его территорию…

Это моего приятеля уже не удивляло. Из моих рассказов он знал, что в ночном мире Ливды существуют свои королевства, сеньории и ленные владения. Ну и, разумеется, там ведутся свои войны за эти призы.

– У Тощего есть зять. Наследный принц, понимаешь?

Эрствин кивнул с серьезным видом. Нет, так нельзя – парень слишком уж увлекается моей интерпретацией грызни бандитов. Если взглянуть на дело под таким углом, то выходило, что Мясник – ни дать, ни взять, герой рыцарской баллады. Но это не смешно.

– …Этот “принц” – тоже убийца и злодей, он такой же негодяй, как и его противники. В этой войне нет правых и виноватых, понимаешь? – опять кивает… На все мои “понимаешь” он кивает так задумчиво… – у нашего “принца” есть союзник, чародей… Сейчас наш “принц” попытается встретиться с чародеем, а по дороге его наверняка подстерегают враги…

О Гилфинг, что я плету? Это же просто сюжет “Гвениадора и Денареллы”… Дальше злодей Гонгал, то есть его светлость Обух, должен обманом захватить Денареллу (кстати, как зовут дочку Тощего?) и домогаться ее руки… А Гвениадор-Мясник? Чародей посулит ему помощь, но взамен попросит помочь справиться с ведьмой… С ведьмой? Хм-м… Мне это не нравится.

– Ну, а дом нашего волшебника расположен как раз у нас на пути. Поэтому нам лучше было пойти в обход…

– Я понял, – перебил меня Эрствин, – ты говорил о Зибенете Неспящем.

– Да, верно. Так что держись от его дома подальше… Ну вот, здесь мы с тобой попрощаемся, хорошо?

– Хорошо, Хромой. Но я бы и сам дошел…

Я прервал его бессвязные уверения в том, что он может сам о себе позаботиться и, быстро распрощавшись, зашагал прочь…

“…Добрый чародей Корнагс попросил Гвениадора помочь ему одолеть ведьму Гнельду…” В романе герой сражается с ведьмой, но в конце концов не убивает ее, а уходит, обманув ожидания Корнагса… Есть ли смысл в этом? Или нет? Если в этом безумии есть хоть крупица смысла, то на роль ведьмы лучше всего подхожу я…

В этот раз я решил поторопиться и вернуться домой засветло. И Эрствина именно поэтому спровадил пораньше. Я знаю по опыту – когда на улицах сводят счеты воровские бароны, тогда же и мелкая шваль становится нахальней. Если на охоту вышел лев, значит и шакалы наверняка где-то поблизости. Обычно ночные бароны держат шантрапу, вроде моих давешних “клещей”, в кулаке, но сейчас атаманам не до мелких паразитов, и те несомненно поспешат воспользоваться поблажкой… Сегодня Ливде предстоит беспокойная ночь.

Не то, чтобы я боялся, нет – но у меня вовсе нет желания лишний раз отстаивать на этих улицах свое право на безопасный проход.

Словом, я спешил, как только мог. Сдерживала меня не столько больная нога, сколько необходимость создавать впечатление спокойствия. Со стороны не должно быть заметно, что я спешу. Я – обычный городской обыватель, возвращающийся из кабака домой. У меня нет ничего ценного, нет никаких тайн, я не замешан ни в чем. Я – не охотник и не добыча… Это уже въелось в кровь, стало неизбывной привычкой – не привлекать внимания, быть как все. Опасаясь хищников, мелкая рыбешка сбивается в стаи, так же ведут себя птицы и насекомые… И люди. Старайся выглядеть как все, будь маленькой рыбкой в тысячном косяке – и зубы хищника тебя минуют. Главное – не выделяться.

В результате я добрался до Львиного переулка задолго до наступления темноты. Вот и дом старухи, вот забор, через который я перекинул вчера ошейник убитого волкодава. Самой старухи, разумеется, не видно. Да, давно прошли те времена, когда она любила торчать у своей калитки и с какой-то нездоровой жадностью наблюдать за жизнью переулка. И сама она постарела и сильно сдала, да и уличная жизнь уже не та, что прежде, во времена моего детства. Теперь даже нищим старухам небезопасно торчать на улице после захода солнца.