Денис Чекалов - Между двух войн

– А он рассказывал вам, как спас мне жизнь в Лер-нейских горах?

Эдди отделял от нас целый стол, заставленный нехитрыми, зато отменно приготовленными блюдами.

Однако Фокусник говорил с таким пылом и так энергично перегибался через стол, что я стал опасаться, как бы он не свернул мне нос.

– У вас еще будет уйма времени, чтобы поговорить об этом, – улыбнулся я. – Кстати, вы произвели большое впечатление на мою спутницу.

– Ну что вы! – Эдди смутился, как шестиклассник, которого поцеловала девочка. – Это всего лишь простые фокусы.

– Я знаю, в столице вы были врачом, – произнесла Франсуаз. – И вели хорошую практику. Почему не вернулись?

Я поморщился. Всякий раз, когда Франсуаз старается быть вежливой, она выбирает не те темы.

Эдди развеселился:

– Отчего я остался здесь? Я сейчас покажу. Смотрите.

В его руке появился пистолет – быстро и неизвестно откуда. Можно было подумать, что перед нами очередной трюк иллюзиониста, hq я знал – это боевая подготовка эльфийского пехотинца.

– Проверьте.

Эдди перекинул оружие через стол, словно это была деревянная поделка. Франсуаз поймала ствол на лету. Быстрыми, профессиональными движениями она осмотрела пистолет.

– В прекрасном состоянии, – похвалила она. – Держите.

Я покачал головой.

– Привычка. – Эдди снова немного смутился. – Да и между представлениями мне почти нечего делать.

Четким движением, которое не шло ни ему, ни этому рыночному трактиру, он поменял магазин и послал патрон в патронник.

Лицо Фокусника при этом не теряло своего радостного, почти мальчишеского выражения, словно руки его орудовали со смертоносным металлом сами собой, помимо сознания и воли.

– Вы спрашиваете, почему я остался? Смотрите!

– Нет! – закричала Франсуаз.

Эдди-Фокусник поднес ствол пистолета к виску и спустил курок.

Девушка уже успела вскочить, ее тело перегнулось через стол, рука тянулась вперед, чтобы остановить самоубийцу.

Раздался короткий щелчок, Эдди Стравицки разразился оглушительным смехом.

– Не работает, – пояснил он. – Огнестрельное оружие здесь не действует. Луки, арбалеты, мечи – сколько угодно. Но никакой техники. Ни танков, ни вертолетов, ни винтовок – ни кусочка этой ерунды.

Эдди оживился:

– Знаете, я видел, как тут два городка собрались воевать друг с другом. Просто умора. Натащили всяких железяк, деревяшек. Я рассказал им, как в свое время было у нас, так они тут же раздумали сражаться. Эй, трактирщик! Принеси-ка нам еще пряников.

– Это правда, – негромко произнес я, пока наш собеседник отвлекся, беседуя с управляющим. – Год назад Эдди остановил здесь большую войну.

– Просто поговорив с ними?

– Да, Эдди такой… Он стал здесь чем-то вроде святого.

– И, конечно, не любит говорить об этом?

– Ты угадала.

Фокус, который наш друг проделал с пистолетом, отчего-то не вызвал у девушки такого же восторга, как его

волшебные огни.

– Однако вернемся к нашему делу, Эдди, – произнес я, когда Стравицки вновь повернулся к нам. – Этой девушке нужен помощник – хороший вор, который согласится съездить с ней в Золотой лес. Она хорошо за­платит. Ты знаешь подходящего парня?

На лице Эдди отразилось недоумение.

Франсуаз вполголоса процедила, чтобы слышать мог только я:

– Если он сейчас заржет и скажет: «знаю – тебя!», то я оторву ему яйца и заставлю их проглотить.

– Золотой лес? – разочарованно протянул Эдди. – Там же скука смертная. Людей там заботят только урожай да местные сплетни. А знаете, как называют нашу равнину? Каменной пустыней. Только потому, что ни один из них ни разу здесь не был.

– Я понимаю, – кивнул я. – Ты не любишь Золотой лес. Но, может, ты знаешь кого-то, кто согласится? Эдди задумался:

– Нет, простите, леди. Вот вчера – да, вчера здесь многие были. Приехали на праздник. Но теперь их уже давно и след простыл…

– Хороший вор не остается там, где совершил удачную кражу, – согласился я. – Так что, Френки, прости – я сделал все, что мог.

– Господин! – Трактирщик подобострастно склонился надо мной. – Вас спрашивает вестовой на дороге.

Он не был и вполовину так любезен, когда увидел меня впервые. Значит, такое впечатление на него произвел гонец. Мне это не понравилось.

– Оставляю вас, голубки, – пробормотал я, поднимаясь со стула. – Почирикайте тут.

– Не откроешь?

Франсуаз легко сбежала по высокой лестнице, спускавшейся с террасы трактира. Если меня что-то и восхищало в демонессе, так это умение двигаться быстро и бесшумно, несмотря на высокий рост.

Я стоял у нижней ступеньки, нерешительно держа в руках широкий конверт. Красная гербовая печать не оставляла сомнений, откуда он.

– Из столицы? – осторожно спросила девушка.

– Да, – кивнул я. – Письмо из дома. Когда мы были на войне, то радовались, если получали весточку от своих. А сейчас мне почему-то не весело…

– Боишься, что твой отпуск закончен? Я не ответил.

– Давай сюда.

Франсуаз взяла у меня конверт и вскрыла его длинным кинжалом.

– Если какая-то дрянь, – пообещала она, – то я тебе не скажу и просто выкину вон. Идет?

– Нет, – с грустью ответил я. – Эльфы так не посту­пают. Проклятие… Я ведь хотел затеряться в этой глуши именно для этого – забыть, что я эльф. Дай письмо.

Девушка повиновалась. Вокруг меня шумела толпа, люди успели забыть о чудесном волшебстве Эдди, которое еще недавно так восхищало их.

Так и мне скоро предстояло вернуться к реальности, сбросив с глаз приятную вуаль волшебства.

Нескончаемой чередой в вышине ползли облака, и закат окрашивал их в цвет крови.

Шорохи наполняли лес, тихие и тревожные. Гигантские аукубы, прозванные золотыми деревьями, гордо вздымали кроны над своими меньшими собратьями, и маленькие, юркие обезьянки сновали по их стволам.

Это был час, когда просыпаются ночные вивверны, гигантские, прожорливые твари, что неслышно скользят среди вечнозеленых кустов – быстрые, похожие на ручей расплавленного серебра. Выбирались из своих нор василиски, и гигантские цикады готовились к ночному концерту.

Мы ехали по узкой тропе. Верховые ящеры горделиво вышагивали, поводя длинными хвостами. Большеглазые лемуры, прячась за широкими листьями, выглядывали из зарослей, чтобы посмотреть, кто это дерзнул вступить под влажные своды леса.

– Все-таки ты меня обманул, Майкл, – произнесла девушка.

Она употребила гораздо более крепкое слово, однако я уверен, что читатель слишком хорошо воспитан и потому просто не поймет его значения.

– Не понимаю, о чем ты, моя милая замарашка, – отвечал я. – Я сделал все, как ты хотела. Ты просила, чтобы я оставил свои дела, обязательства, подвел людей, которые на меня рассчитывают…