Юлия Сергачева - Кровь драконов

— Можно подумать, предложенный вами материал был наивысшего качества, — огрызнулся Путник.

— А что на этот раз с вашей стороны? — привычно прервал нарождающуюся склоку Кольценосец.

— То же, что и всегда. Безупречность, — ледяным тоном отозвался Невидимка. — Попытайтесь соответствовать.

— Позвольте мне… — вмешался Буквоед. — Я бы сказал, что на этот раз нам всем повезло, поскольку ничего подобного, столь же сильного и уверенного, я не видел давно… А уж поверьте моему опыту, доводилось встречать многих. Но что касается контроля…

— М-м? — брезгливое недоумение Невидимки заставило всех зябко повести плечами.

— … простите, партнерства, — поправился Буквоед, — то с полной уверенностью я ничего не могу утверждать. На мой взгляд связка хорошая. Равноправная. Но я могу и ошибиться.

— А вы? — обратился Кольценосец к Маляру.

— Я еще недостаточно много о нем знаю. Будет наблюдать. Или на этот раз в плане есть изменения? Я был бы весьма рад им, поскольку моя легенда меня тяготит…

— Пока все оставляем, как задумано… Хотя… В городе зреет нечто странное. Возможно, нам придется пересмотреть ближайшие перспективы и поменять приоритеты.

— Прошлая попытка поменять приоритеты закончилась Войной, — сказал Невидимка.

— Значит, придется учесть прошлый опыт, — терпеливо ответил Кольценосец. — А сейчас послушаем подробности?.. Прошу вас… — Он сделал приглашающий жест Маляру,

…Чуть позже, когда почти все присутствующие разошлись, помрачневший Кольценосец устало спросил:

— Они правы. Ты чувствуешь? Город, как гнойник. В нем вызревает что-то… страшное.

— Я чувствую это везде, — отозвался Невидимка. — Мир устал от всех нас. Нас слишком много для одной реальности. Но ты прав, в Городе зреет смерть. Та, что потом пойдет по всему миру. Так было и раньше… Точнее, почти так. Этот раз, скорее всего будет последним. Сущности истончились до предела.

— Даже если мы победим?

— А что для тебя и для меня победа?.. При любом исходе все кончится. Если план, наконец, воплотится в жизнь — это конец привычному, а значит равносильно гибели. Если же ничего не получится… Смерть всему.

— Вам свобода?

— Вряд ли. Чужая кровь меняет пролившего ее безвозвратно… Тебе ли не знать.

Кольценосец вздрогнул, может быть впервые за весь вечер глянув на своего собеседника. В самом темном углу, в дорогом комфортном кресле разместилась чудовищная фигура — обожженный, покрытый спекшейся, криво зарубцевавшейся, местами все еще черной от въевшейся навсегда гари, кожей человек, смахивающий на высохшую и обугленную мумию из склепа. Слепой, безволосый, с неподвижным лицом-маской, на которой лишь присмотревшись, можно было различить шевеление губ, цедящих ледяные фразы. Не человек. Невидимка. За спинкой кресла калеки, равнодушно таращась прямо перед собой, возвышался глухонемой верзила.

— Да, — тихо произнес Кольценосец, глядя прямо в слепые, проваленные глазницы калеки. — Я знаю.

Вода в реке плескалась тягуче, медлительно, беззвучно, невесомо набегая на стертые ступени набережной и так же легко соскальзывая с них, не оставляя следов. Словно пыталась притвориться разновидностью тумана, что стелился над ее поверхностью, полз рваной вуалью, хаотично наплывал плотными драпировками, скрывая все и вся вокруг.

В молочно-серых сумерках двигались размытые тени, перекликаясь неузнаваемыми голосами — гулкими, безличными, обманными. Тени вели свой размеренный хоровод где-то вовне, другом мире, занимаясь каким-то своими важными, сумеречными делами.

В мире этом, разбавленном болезненной желтизной, источаемой качающимся над головой фонарем, мерз промокший от вездесущей мороси Астан Робьяр — насупленный, втянувший голову в поднятый воротник обвисшего от влаги пальто, уныло выдыхавший сквозь зубы сигаретный дым, такой же влажный и призрачный на вкус, как все вокруг, — и лежало возле его ног безразличное к влаге, туману и ленивой реке человеческое тело: длинный сиреневый мокрый плащ облепил неподвижную фигуру, позволяя различить очертания (женщина, скорее молодая), но не позволяя пока рассмотреть детали. Под телом разлилась глянцево поблескивающая темная лужа.

Чуть в стороне, почти за пределами желтого светового круга, но еще не канув полностью в серую зыбь тумана, сидел на ступеньках мрачный рыбак, которого угораздило вместо упитанной сероспинки, обожающей туманную погоду, подцепить на удочку труп, погодой не интересующийся вовсе.

Робьяр устало вздохнул. Вытянул из портсигара новую сигарету и закурил, надеясь перебить мерзостный привкус сигареты предыдущей. Напрасно старался. Привкус давали не сигареты, а нечто уже ставшее привычным за последние несколько месяцев. Хотелось бы назвать это привкусом уже знакомого следа… Но внутренний голос хмуро подсказывал — это вкус поражения. Чувствуешь?

— Мы специально ничего не трогали, — послышался из-за плеча вкрадчивый голос местного надзорного, вторгшегося в желтый подфонарный мир. — Только тело вынули из воды, оно прямо у берега зацепилось… Нам велено было ничего не увозить, пока вы не приедете я сами не посмотрите…

Робьяр кивнул, не оборачиваясь. Смысла особого стеречь место обнаружения трупа не было — течение могло принести его издалека. Но тот, кто «велел» местным стражам ничего не трогать до приезда Робьяра, знал, что у следователя свои методы, которые не имеют к общепринятым почти никакого отношения.

За это половина следственного департамента считала сыщика шарлатаном, а вторая половина звала «охотником». Точнее «охотником за драконами».

— Мне когда уйти-то можно будет? — угрюмо осведомился рыбак, словно пробудившийся от оцепенения. От рыбачьего балахона из просмоленной ткани мощно потянуло тиной, дегтем и домашним табаком.

— Вот сейчас в участке побеседуем, а там… — надзорный увел недовольного рыбака в молочную муть. Забытая корзина, наполненная все еще упруго вздрагивающей рыбой, осталась на ступеньках.

Робьяр с мимолетной завистью смотрел вслед ушедшим. Вздохнул в очередной и явно не последний раз.

Ладно, нечего откладывать… Все равно придется это делать. Хорошо, что туман — меньше отвлекать будут.

И, следователь, аккуратно подобрав полы пальто, опустился на корточки; преодолевая отвращение и жалость, отогнул краешек застывшего от холода капюшона… Да, все как всегда. Эксперты подтвердят, что молодая женщина лет двадцати-двадцати трех была задушена, обезображена до неузнаваемости режущим предметом, а затем сброшена в воду. Удавка из конского волоса осталась на шее. Скорее всего родственники убедятся, что ничего из вещей и украшений не пропало… Не изнасилована, не ограблена. Только задушена, а затем искромсана ножом.