Ольга Григорьева - Найдена

– Что скажете, вышегородские люди? Простите ли неведающего?

– Да! Да! Да!

– И я не держу на него зла, – тихо признала знахарка. – Ты был прав, на меня напал не Журка, а заточенный в его теле бес. Помоги ему…

– Господь видит, что я чист помыслами, – кивнул Анастас. «Избавиться от воришки всегда успею», – решил он и взял дрожащую Журкину руку: – Пойдем, сын мой. Я помогу тебе.

Они сошли с помоста. Люди расступались, крестились и норовили прикоснуться к одежде игумена.

«Почти святой, – скромно потупившись, думал Анастас. – Как просто стать святым…»

В Киев мне не хотелось, поэтому путь казался длинным и трудным. По дороге я решила завернуть в Вышегород. Нарушить данное перед иконой обещание я не могла, но навестить старого друга мне ничто не мешало.

Я вошла в город на рассвете. Солнце встало из-за холма, озолотило церковные купола, а потом, спрятавшись за тучку, окрасило их в медный цвет. Я остановилась в городских воротах, полюбовалась на зрелище и вошла. Вышегород ничуть не изменился – те же люди на улицах, те же стражи у ворот, те же звонкоголосые петухи на заборах…

– Это она! – вдруг крикнул кто-то сзади.

Я обернулась. В приоткрытых воротах за моей спиной стояла русоволосая баба. Я узнала ее. Мы встречались в доме Журки.

– Ты! – выкрикнула она.

Надо же сколько прошло времени, аона признала! Я улыбнулась и шагнула к ней:

– Доброго здоровья тебе…

– Господи! Сохрани Господи! – вдруг заверещала русая.

На ее крики из ворот напротив высунулось круглое бабье лицо.

– Ты чего орешь, Евлампья? – протирая глаза, спросила баба.

– Она! Это она! Снова явилась! – тыча в меня указательным пальцем, выкрикнула русая.

Мне стало не по себе. Евлампья, несомненно, вспомнила меня, но, кажется, недобрым словом.

– А не путаешь? – подозрительно разглядывая меня, спросила вторая баба.

– Стой где стоишь, нечистая! – взвизгнула Евлампья вместо ответа, прыгнула ко мне и быстро начертила у моих ног крест.

Спятила, что ли?

Равнодушно переступив через нарисованный крест и стараясь не обращать внимания на бабьи вопли за спиной, я. пошла дальше. Однако на душе было неспокойно. И чего она на меня взъелась? Может, не заглядывать в Журкин дом? Вряд ли его родичи будут мне рады… Размышляя, я уселась на обочине, достала кусок хлеба и сунула его в рот.

«Вот перекушу и двинусь дальше, к Киеву, – решила я. – А к Журке не пойду. Так будет лучше».

Медленно пережевывая, я смотрела, как потихоньку оживает город. Просыпались собаки, после ночной охоты возвращались домой коты и ныряли в дыры под заборами, а прооравшие утреннее приветствие петухи соскакивали в пыль и важно расхаживали под ногами первых прохожих…

Хлеб утолил голод. Можно было двигаться дальше. Я встала. Вон и ворота, возле них толпа горожан… Чего собрались в такую рань? Я подошла ближе.

– Она!!!

«Опять эта сумасшедшая Евлампья, – мысленно вздохнула я. – Небось из-за нее и собрались».

– Ведьма!

«Где?» – Я поискала глазами, и вдруг взгляд натолкнулся на знакомую светлую голову.

– Журка! – забыв обо всем, радостно вскрикнула я и бросилась к нему.

Люди замолчали. И Журка молчал, глядя куда-то мимо меня. А еще…

Сперва я подумала, что обманулась, но потом… Круглые маленькие глаза, приземистая фигура в длинном одеянии, черные, чуть посеребренные на висках волосы. Игумен Анастас!

– Журка? – неуверенно позвала я.

Люди зашептались. Анастас шагнул вперед и заслонил от меня Журку.

– Не подходи, нечистая сила, – напевно произнес он.

Я непонимающе улыбнулась. Какая нечистая сила? Я?! Они что, одурели всем городом?

– Она еще и лыбится! – с ненавистью сказал кто-то.

– Бить ее! – поддержал другой голос. Улыбка сползла с моего лица. Спятили вышегородцы или нет, но дело оборачивалось худо.

– Журка, ты чего? – тихо спросила я и попятилась.

Нас со Стариком били и раньше, наука запомнилась…

Я стрельнула глазами вправо. Глухая стена… Влево. Невысокая загородь, за ней пень с воткнутым в дерево тяжелым мясницким топором, вспаханный огород и склон к реке. Туда…

– Обходи слева, не то уйдет, – словно разгадав мои мысли, крикнул кто-то.

Черт! Я шагнула назад. Пока люди еще медлили, но, как только кто-то один нанесет удар, они все кинутся на меня, словно голодные псы. Но почему?

Камень свистнул возле моей головы. Боль опалила щеку.

– Бей ведьму!!!

Ноги затопали по пыли. Я рванулась в сторону забора, на ходу подобрав подол. Деревянные жердочки казались хлипкими. Я прыгнула через них. Чья-то сильная рука поймала меня на лету и бросила на землю. Все. Теперь конец. Но за что, Господи?! За что?!

Мне удалось скрючиться и прикрыть голову руками.

– Тварь! Так ее! Бей! На кол ее, чтоб все видели!

Меня схватили, куда-то поволокли…

– Не надо… – Робкий Журкин голос пробился ко мне сквозь гневные вопли.

– Журка! – всхлипнула я.

Голос воришки окреп:

– Не надо!

– Не мешай, сын мой. Ее чары еще сильны… Так вот кто заварил всю эту…

Я не успела додумать. Сильный удар в бок подбросил меня над землей. В голове вспыхнули сотни ярких огоньков, внутри что-то хрустнуло. Боль рванулась прочь из моего тела протяжным волчьим воем. А удары прекратились. Я слышала, как люди топчутся вокруг, тяжело сопят и стучат палками, но никто меня не бил. Я подняла голову, затем медленно подтянула колени к животу и встала на четвереньки. Между мной и людьми стоял Журка. Я видела лишь его напряженную спину, но на лицах людей застыл страх. Чего они так испугались?

– Спятил… Взбесился… Дьявол путает, – перешептывались в толпе.

– Уйди, Христом Богом молю, – посоветовал Журке какой-то здоровенный детина в яркой синей рубашке.

– Отойди, сын мой… Бесовское… – Это уже Анастас.

– Лучше ты уйди, игумен, – сдавленно проговорил Журка, а потом резко взмахнул сразу обеими руками и двинулся на толпу.

Люди отхлынули. Я вскрикнула от ужаса. В руках Журки блестел огромный мясницкий топор. Тот самый, что миг назад я видела воткнутым в пенек за загородкой.

– Опомнись. Ты же на человека никогда руки не поднимал, сколько тебя ни били. Не твое это – бесовское. Она тебя охмурила… – попытались урезонить его из толпы.

Мне удалось подняться. Люди говорили верно. Я и представить себе не могла, чтоб тихоня Журка взял в руки топор и пошел с ним на людей.

Журка скосил глаза. Меня передернуло. Зрачки у него были огромными и шалыми, как у взбесившейся лошади. Убьет и не задумается. Вот почему вышегородцы так испугались…

– Журка! – тихо прошептала я.

– Сын мой, – подхватил Анастас.

Меня передернуло от ненависти. Проклятый настоятель! Что он сотворил с Журкой и этим городом?! Что наплел-накрутил?!