Анна Гурова - Лунный воин

– Но я знаю…

– Ничего ты не знаешь. Картинка примерно такая. Есть мастер. Он царь и бог, он все знает, все умеет. Делает только то, что считает нужным сам. Выполняет только те заказы, которые ему по нраву, – я о настоящих мастерах, не о серой массе – о них речь впереди. Знаешь, почему так?

– Нет…

– Потому что настоящий мастер незаменим. Никто не сделает его работу лучше, чем он сам. Он создает нечто новое, уникальное. Рядовой гончар лепит чайный котелок, который завтра разобьют на кухне и даже не заметят. Чайный котелок знаменитого мастера становится государственным достоянием. Из-за такого котелка может начаться война, погибнуть целое царство – и не хмыкай, такие случаи в истории известны.

Далее – есть подмастерья. Они работают на мастера, делают за него всю черновую работу и хватают крохи знания, которыми он с ними делится в уплату за их труд. Эти ребята уже могут сотворить нечто сносное, но никакими секретами мастерства не владеют. Если мастер выгонит недоученного подмастерья, тот не пропадет – просто станет еще одним рядовым ремесленником, вольется в ту самую серую массу. Поэтому подмастерья делают все, что скажет мастер, доедают то, что он не доел, спят только тогда, когда мастер выспался, и мечтают лишь об одном – о том дне, когда они превзойдут своего мастера и займут его место…

Знахарь сделал паузу, покосился на Мотылька и продолжал другим тоном:

– А есть ученик. Он – никто, пустое место, грязь под ногами. Ученик ничего не знает, ничего не умеет. У него нет никаких прав. Его ценность ничтожна. Его могут выгнать за любую провинность или без оной. Потому он доедает за подмастерьями, прислуживает им, делает всю черную работу по дому, чтобы избавить от нее подмастерьев. Если ученик докажет, что он трудолюбив, скромен, послушен, непритязателен, вынослив, умеет помалкивать и подчиняться, и при всем при том не является полным ничтожеством, то у него есть шанс со временем выбиться в подмастерья. В настоящие мастера же выходит один из ста…

Кагеру умолк. Мотылек смотрел на него с недоверием.

– Вот что ждало бы тебя, короед, если бы ты попал в ученики к ремесленнику, – добавил Кагеру. – Но у меня такого не будет…

Мотылек перевел дух и засмеялся.

– У меня будет гораздо хуже, – улыбаясь, заявил сихан.

Мотылек засмеялся еще громче. Он решил, что знахарь разыгрывает его.

– Ага, передние зубы меняются? – отметил сихан, неожиданно меняя тему. – Так… значит, надо поторопиться.

– Поторопиться с чем?

– Не твое дело, – отрезал сихан. – Приберись тут, убери еду, помой миски и возвращайся на корму. Продолжим твое обучение. Научу тебя, как управляться с рулем и парусом, а то мне что-то поспать захотелось…

Мотылек кинулся собирать остатки еды. Он еще не разобрал, злой или добрый его новый хозяин. Но одно он усвоил накрепко – этому знахарю лучше не перечить. Два раза он не повторяет.

Путь до Асадаля занял два дня. Микава становилась все шире. Она больше не петляла между островами, а разлилась до самого горизонта, дальний берег потерялся в голубой дымке. Острова становились крупнее, чаще встречались большие поселения. Мотылек каждый раз подскакивал с криком: «Это уже княжий град?» – на что сихан с усмешкой отвечал: «Когда подплывем к Асадалю, ты его ни с чем не спутаешь». Вскоре на реке стало тесно от судов. Несколько раз сихану приходилось сворачивать к берегу, пропуская большие баржи. Один раз мимо них проплыл такой корабль, что Мотылек решил: это сон наяву. Корабль был несказанно, невообразимо прекрасен: сияющий позолотой, увитый цветочными гирляндами, сверху донизу расписанный красным, голубым, зеленым, под полупрозрачным шелковым парусом, похожим на крыло бабочки, он казался огромным бутоном райского цветка, который упал с небес в зеленую воду Микавы. С корабля доносилось пение и звуки лютни, на палубе толпились небожители и феи. Знахарь при виде чудесного судна только сплюнул за борт.

– Столичная знать развлекается на имперский манер, – объяснил он Мотыльку, который, онемев от восторга, провожал корабль взглядом. – Вот полюбуйся, на что уходят ваши налоги. Впрочем, бес с ними. Они свое еще получат.

Вода к вечеру второго дня стала совсем грязной, запахла гнилью. Кагеру запретил Мотыльку набирать ее для питья и мыть в ней посуду. Несколько раз рядом с лодкой проплывали нечистоты, дохлая рыба, плавающая вверх брюхом; один раз Мотылек даже видел труп собаки. Сказывалась близость большого города. Даже воздух утратил свежесть, пропитался дымом, стал словно плотнее. И вот на закате левый берег расцвел тысячами огней. Кагеру направил лодку прямо на огни, лавируя между баржами, парусниками, лодками, проскальзывая мимо кораблей с дровами, рыбой, мукой, скотом – всем тем, чем богата префектура Нан и прибрежные области Тайхео. Потянулись длинные причалы, приблизилась набережная, где было черно от толпы и воздух вибрировал от гула голосов и топота шагов. Холмы, на которых раскинулся город Асадаль, уже накрыла ночная тень, и трудно было понять, насколько он велик, – казалось только, что нет живого места, ни деревца, ни травинки – везде сплошь дома и черепичные крыши. А над крышами в лиловом небе над городом на высоте в сто локтей пылала капля расплавленного золота – это солнце бросало из-за холмов последние лучи на купол храма Небесного Балдахина, который на островах был известен под именем Дух Семи Звезд, а также – Господин Времени. Бог имперский – и храм выстроен на имперские деньги, чтобы служить постоянным напоминанием диким киримцам, кто их истинные владыки – в этом мире и в ином.

Кагеру нашел место возле самой набережной, пришвартовал лодку, втиснувшись между двумя нарядными парусниками, и пошел потолковать со сборщиком портовой пошлины. Мотылек глядел с лодки, как они торгуются на набережной, как сихан отсчитывает монетки со связки и передает чиновнику какие-то бумаги. Сборщик пошлин вернулся через четверть стражи, когда Кагеру и Мотылек ужинали на палубе, и крикнул с причала, что принес ответ. Кагеру прочитал записку, кивнул и дал чиновнику блестящую белую монету – Мотылек прежде и не видел таких.

– Переночуем здесь, – сказал Кагеру, выбросив за борт клочок бумаги. – На берег без моего разрешения – ни ногой. Завтра утром можешь поспать подольше.

– Мы когда отсюда уедем? – спросил Мотылек.

Город подавлял и пугал его. Он оказался слишком огромным – мальчик не ожидал ничего подобного. Даже, в первый раз после отплытия, захотелось домой.

– Надеюсь, завтра, как я разберусь с делами. Мне тут надо кое-кого повидать.

Несмотря на позволение спать подольше, Мотылек этой ночью не выспался. Мешали неумолкающий шум толпы на набережной да вонь гниющей рыбы, которой пропитался весь порт.