Вера Чиркова - Портрет прекрасной принцессы

— Рамм, ты ничего не хочешь мне сказать?

— Про что?

— Про пациента Нувины. Не слишком ли гостеприимно к вам относится его семья?

— Так ведь он ей дядя. Двоюродный, но когда заболеет, других лекарей не признает, — невозмутимо сообщил лорд, ступив на мостик.

— А почему вы мне этого сразу не сказали? — рассердился я.

— Но это же не имело никакого значения, — легкомысленно пожал плечами Рамм, разбивая этим жестом переполненную чашу моего терпения.

— Рамм! — Я рыкнул так грозно, что убежавший вперед Каф даже оглянулся.

— Я слушаю, — вежливо приподнял брови лорд.

— Слушай, — согласился я, — и запоминай! Я найду способ, как оставить тебя тут, если ты не переменишь своего отношения к мельчайшим подробностям происходящего. И не возьмешь за правило делиться со мной всеми, даже незначительными на твой взгляд, деталями. Мне, разумеется, будет очень жаль поступать с тобой подобным образом, но иначе я не смогу дойти до цели своего путешествия.

— Грег, — чуть виновато глянули на меня голубые глаза, — я все понял. Но пойми… пока я не увидел тебя без этой жуткой личины, во мне жило стойкое неприятие этого… человека. А вот когда ты… поменялся, я тебя окончательно узнал. Извини еще раз.

Ну что ты будешь с ним делать? Ох, чувствует мое сердце, натерплюсь я еще бед от его заморочек.

Шли мы далеко и долго, и я, поглядывая на уверенно шагавшего вперед друга, мог без колебания сказать, что бродит он в этих местах далеко не первый раз.

— Рамм, это твое любимое место охоты? — не выдержал я наконец.

— Нет, — спокойно объяснил он, — но отсюда ближе всего до границы с Гассией.

Этим ответом он сразил меня наповал. Разумеется, я изначально понимал, что северянин тоскует по родине. Но даже не догадывался, что его тяга к ней так сильна.

— Но ведь до ближайшего городка даже на карте несколько десятков миль, а напрямик через горы не пройдешь? — Я осторожно попытался выяснить ход его рассуждений и получил еще более ошеломляющий ответ.

— Когда с той стороны дует ветер, мне кажется, что я узнаю родные запахи, — мечтательно произнес Рамм и неожиданно сконфузился. — Ты меня осуждаешь?

— Нет. Просто лучше узнаю себя и понимаю, какая я скотина, — расстроенно буркнул я, — притащил человека в чужую страну и умыл руки.

— Не смей так думать ни про себя, ни про меня, — резко оборвал мои причитания северянин, — я не маленький мальчик, и если бы очень сильно захотел, то давно уже нашел бы способ вернуться. Да и ты не обязан со мной возиться всю жизнь, если спас один раз. И кстати… я тебе еще тогда хотел сказать, но не верил, что выживу. В моей стране есть обычай, спасенный от смерти считает своего спасителя отцом или старшим братом. И обязан во всем его слушать. Но ты особенно не радуйся, это касается только обычных, житейских ситуаций. А если ты сейчас попробуешь приказать мне вернуться, я не послушаю.

Ну вот, а я только обрадовался! Ладно, тогда зайдем с другого бока.

— Кстати, ты собирался рассказать мне все, что знаешь про Шладберн.

— Извини, — снова огорошил меня Рамм, — расскажу только после того, как мы вступим на его земли. И поверь, это вовсе не моя прихоть. Все, кто посвящен в истинное знание, дают такую клятву. Но вот кто ты такой и как попал в Гассию, я сейчас как раз придумываю.

Спасибо, друг! До сих пор я был твердо уверен, что и сам способен сочинить вполне жизнеспособную легенду.

— Дальше сегодня не пойдем, придется заночевать тут. — Худенький паренек, со стянутыми в смешной хвостик светлыми волосами, изо всех сил старался казаться взрослым и независимым. Эдаким прожженным контрабандистом, лихим и отчаянным. И хотя изрядная доля авантюризма в его работе, несомненно, была, кому, как не мне, понимать, что Ивар выбрал эту профессию вовсе не по зову души, а от неизбежности. Здесь больше негде заработать приличные деньги вот таким паренькам, нежелающим пасти скот и выращивать зерно.

— Как устроимся на ночлег? — тихонько поинтересовался Рамм, проводник еще в начале пути запретил нам громкие разговоры и лишние движения.

Меня такой вопрос не интересовал, и так ясно, что ночевать придется чуть ли не сидя. В небольшом закутке, образовавшемся между огромным обломком скалы и росшей из-под него кривой сосной, едва поместились наши лошади, оставив для нас меньшую половину уступа.

Тревожило другое. Здесь, на крутых северных склонах Гассийской гряды, до сих пор не сошел снег. На вид снежные пласты так же белы и пушисты, как зимой, но днем они начинали подтаивать под жаркими весенними лучами, а от ночных заморозков покрывались тонкой ледяной корочкой. Тропа, пробитая контрабандистами поперек крутого склона, от одного до другого только им ведомого ориентира, тоже подтаяла и заметно просела. И не исключено, что к утру снег просядет еще больше, и тогда возможна лавина. В этом случае мы окажемся посреди крутого склона без малейшей надежды на спасение. Но говорить об этом вслух я не собирался, оба моих спутника понимали в горах и лавинах побольше, чем я.

Ивар, проигнорировав вопрос лорда, отвязал седельные мешки и принялся хозяйничать. Вначале подвязал лошадям торбочки с овсом, затем, покопавшись в расщелине, вытащил припрятанную жаровенку и котел. Запас древесного угля мы везли с собой и, сообразив, что парень собирается поить лошадей, принялись ему помогать. Нужно растопить порядочную кучу снега, чтоб получилось ведро воды, а каждая лошадь выпивает не по одному.

Глядя, как рыжая кобыла махом втянула полведра воды и теперь довольно отфыркивалась, я припомнил, какое испытал изумление, когда, выйдя вслед за Раммом на пологий склон холма, обнаружил табунок лошадей и троих парнишек, играющих на подсушенном пригорке в кости.

— Тетя Нувина сказала, что вы хотите поохотиться в волчьем распадке, — внимательно глянув на Рамма, сообщил один, и мальчишки неторопливо направились седлать коней.

В тот момент я еще не знал, что Ивар, троюродный племянник травницы, получил от нее приказ провести нас в Гассию тропами контрабандистов. Но невольно почувствовал себя слегка уязвленным: травница как-то незаметно перехватила у меня инициативу и решительно распланировала наши ближайшие шаги, даже не поставив меня в известность.

— Тим… — разбудил меня шепот Рамма, — ты ничего не слышишь?

— Нет, — сбрасывая с головы край своего пастушьего капюшона, выданного проводником, сонно ответил я и только после этого прислушался.

Ночь подходила к концу, небо начало еле заметно сереть, но до восхода было еще далеко. Нас со всех сторон окружала тишина, нарушаемая лишь дыханием лошадей да тонким похрустыванием смерзающегося снега. Я уже поднял руку, поправить капюшон, чтоб не улетало драгоценное тепло, как замер, пораженный непонятным скрипом. Или то был не скрип? Словно кто-то огромный вздохнул тяжко и надсадно, и эхо этого вздоха отозвалось даже в камнях.