Елена Первушина - Умри, ведьма!

— Ты вот что, — сказал он наконец, молясь про себя, чтобы ординарец не стал переспрашивать. — Там рядом со склепом еще один подвал есть. Пустой. Туда чужака и запрем. Нечего ему у нас вынюхивать.

С приходом холодов все стало по-другому. Его новые воины шевелились все медленнее и неохотнее, как сонные осенние мухи, а вскоре и правда заснули. Не раз он с досадой вспоминал надежный и уютный замок, который так и не смог захватить прошлой зимой. Он устроился в эльфийских пещерах, а они были вовсе не приспособлены для людей. И ему снова пришлось жить зверь зверем.

Днем он спал в холме, свернувшись клубком, ночью выходил промыслить какую-нибудь зазевавшуюся тетерку или (чаще, гораздо чаще) полевку. И думал только об одном: после зимы как миленькая придет весна. И ведьмачья ночь. И вот тогда всех его обидчиков ждет небольшой сюрприз.

Хозяева замка отнеслись к появлению в подвале пленника на удивление равнодушно. Мильда без особого ворчания взялась его кормить, а Карстен с Рейнхардом не стали задавать лишних вопросов. Сам пленник, разумеется, покричал, повозмущался, обещал дойти до самого Армеда с жалобами на самоуправство чужанского командира, чем окончательно утвердил Сайнема в принятом решении. И шума меньше, да и шеламка была все же сильным противником, и не мешало для начала сдать ей одну фигуру. Пусть вообразит, что победа у нее уже в кармане, — меньше козней будет строить.

Хотя, по правде говоря, следующая история с Сайнемом приключилась вовсе не из-за шеламки.

К тому времени чужане уже совсем освоились в замке и деревнях. Зима им тоже оказалась не в диковинку. Из ивовых прутьев и обрезков кожи они быстро смастерили снегоступы и по-прежнему проводили дни на охоте.

Как только стало ясно, что снег лег всерьез и надолго, в деревнях начали резать скотину: свиней, овец, молодых бычков. Как и было заведено, одну пятую часть всего мяса отдавали в замок. По всем чердакам и клетям сушились теперь растянутые на деревянных рамах шкуры и кожи. Под коптильню в замке была приспособлена огромная печь в казарме — вешала висели прямо внутри печи, а скошенная вытяжка хорошо нагревала воздух. Труба от коптильни шла наверх, согревая одну из стен Зала Арфистки и графские спальни, но запахи коптящегося мяса проникали всюду, пропитывали одежду и волосы, уплывали через окна и двери далеко по реке и в лес.

И вот однажды утром в источавшем соблазнительные ароматы замке появился гость. Он прошел по мосту, стуча по деревянному настилу когтями, одним движением отпер дверь, и выбежавшая ему навстречу шеламка без церемоний растолкала по углам оторопевших чужан, опустилась перед гостем на колени и склонила голову. Гость вежливо обнюхал ее, осторожно коснулся плеча когтистой мохнатой лапой, поднял на ноги и приветственно фыркнул ей в лицо.

— Откуда нам такая честь? — тихо спросила Десси.

У пришельца было тело человека и голова росомахи, из штанин и рукавов высовывались мохнатые росомашьи лапы. Зато голос был человеческий: низкий, хриплый, но вполне внятный.

— Я послан Великим Медведем, Хозяином Нижнего Леса, — пророкотал Человек-Росомаха. — Он говорит так: «Один из ваших людей ранил копьем моего сына. Пусть он не побоится и придет ко мне вместе с копьем. Я жду».

Все замерли. Сайнем быстро осмотрелся. Увидел хмурое лицо ведьмы, побледневшего Рейнхарда, опешивших чужан и решительно шагнул вперед.

— Тебе нужен я, — громко сказал он. — Погоди немного, я соберусь.

Его никто не остановил, никто не сказал ни слова. Все были слишком поражены происходящим. Только Рейнхард тревожно глянул на Сайнема, и тот, опасаясь новых мальчишеских выходок, тут же послал парня за достопамятным копьем.

Затем волшебник, повинуясь приказу Человека-Зверя, вывел из конюшни лошадь и уселся в седло. Лесной посланник схватил лошадь под уздцы. Та храпнула, но беситься не стала. Так, чинно и спокойно, они выехали по мосту из замка. В Шелам.

Было до тошноты страшно и почти так же интересно. С широкой дороги они свернули на узкую, потом — на тропу. Вокруг лежали девственно-гладкие снежные ковры, пересекаемые лишь заячьими и сорочьими следами да еще едва заметной рябью от упавшего с ветвей снега. Собачьих следов видно не было.

Тропа меж тем была торная, но какая-то путаная. Вначале она вилась по старому ельнику, где даже зимой стоял зеленый сумрак. Поворот, еще поворот, и вот Сайнем уже потерял представление о том, где они сейчас. Он мог видеть дорогу едва ли на сотню шагов вперед. Вскоре ему уже казалось, что в этом и заключается наказание лесного хозяина, что они так и будут кружить по лесу час за часом, год за годом, век за веком.

Однако ельник кончился. Тропа вывела на болото, поросшее крошечными узловатыми соснами и кривыми березами. (Кто ее все же натоптал, эту тропу?!) Сайнем заметил, что местность постепенно повышается и как будто становится суше. Но деревца по-прежнему попадались только маленькие и чахлые. По сторонам от тропы Сайнем все чаще видел огромные, темные, засыпанные снегом валуны. Он даже негромко присвистнул от удивления. Местность казалась ему знакомой, он предположил бы, что они путешествуют сейчас где-то в предгориях Чужанских гор, если бы не та милая мелочь, что горы и Купель разделяли без малого две недели пути.

Камней становилось все больше, и вскоре впереди замаячили настоящие скалы. Перед ними лежала темная гладь замерзшего озера. Ветры сдули с ледяного зеркала почти весь снег, и теперь оно чернело, как будто брошенная здесь в незапамятные времена великанская секира.

На берегу озера Человек-Росомаха наконец остановился, приказал Сайнему спешиться и следовать за ним. Волшебник подчинился, и Человек-Росомаха, не раздумывая, ступил на ледяную поверхность озера. Сайнем украдкой схватился за свой талисман, шепотом вознес краткую молитву Солнцу (просто по привычке, он не верил, что Солнце еще может испытывать к нему хоть малейшую симпатию) и последовал за своим проводником, осторожно постукивая по льду копьем. В ответ на его молитвы Солнце сверкнуло своей ослепительной короной над скалами и стремительно покатилось вниз, к горизонту. Однако света пока было достаточно, и Сайнем видел под своими ногами вмерзшие в лед пузыри воздуха, сотни мелких и глубоких трещин, а иногда ему казалось, что он различает в глубине плавники рыб.

А вот пещеру он увидел в последний момент — просто потому, что почти не поднимал головы, завороженный темной и таинственной подледной жизнью. Узкий и низкий, в половину человеческого роста, вход в пещеру зиял в складке между двумя массивами скал. Человек-Росомаха нырнул туда, следом за ним и Сайнем.