Улыбающаяся - Дорога из желтой чешуи

— Прости, сорвалась, — с чувством выдохнула я.

Вила в ответ лишь рукой махнула, мол, всякое бывает, и тут же задала наиболее волнующий её вопрос:

— Что ищем в баре?

— На твое усмотрение, — усмехнулась я в ответ, — нам с тобой надо уговорить одну эльфийскую деву совершить подвиг. Предполагаю, что она таки дева, и она нашему вампиру немножечко должна…

Линарис просияла лицом, и упорхнула грабить запасы Гинивер, а я натянула обнаруженный в комнате халат прямо на ночную рубашку и решила поискать Рамзи, чтобы задать ему парочку насущных вопросов. Впрочем, вер нашелся сам, сидящим по-турецки у моей двери прямо в парадном наряде, причем в компании с вампиром, зеркально копировавшим его позу с другой стороны дверного проема.

— Мальчики, что-то случилось? — всполошилась я, — Что вы на пороге-то сидите?

— Мы охраняем твой сон, — отозвался верпум. Могу поклясться, что моего опекуна ситуация ужасно забавляла, — Вы, люди, такие хрупкие, — достаточно похоже изобразил чужие интонации вер.

— Да ладно вам, — развеселилась я, — слухи о нашей хрупкости несколько преувеличены, родила же я двух детей — и, как видите, жива.

— Как детей? — опешил вампир, — В Вашем возрасте? Кто посмел тронуть ребенка? Что это за дикий мир, когда юные девочки восходят на брачное ложе?!

Я вздохнула, присела перед нашим хозяином на корточки и погладила его по щеке:

— Видите ли дон Мигель. Я человек, просто человек. Мы живем достаточно короткую, по Вашим меркам, жизнь — в моем мире очень немногие доживают до восьмидесяти лет. А мне уже тридцать пять — практически, половина жизни уже прошла. И я давно не девочка — совершеннолетними мы становимся в восемнадцать, так что я уже зрелая женщина, пусть Вас не смущает мой возраст.

— Всего восемьдесят лет? — вампир был потрясен и смотрел на меня со смесью ужаса, восхищения и жалости.

— Не надо нас жалеть, — улыбнулась ему я, — мы смертны, знаем об этом, и стараемся прожить время, что нам отпущено, ярко и наполнено, чтобы было потом о чем вспомнить. Некоторые красивые бабочки живут один день, некоторые — месяц, а многие — всего одно лето, но ими восхищаются, ими любуются, и никому не приходит в голову их жалеть.

— Вы и правда похожи на прекрасную бабочку, — грустно улыбнулся мне в ответ вампир, — трогательную, хрупкую и завораживающую.

Вер осторожно прокашлялся, тут же разрушив атмосферу некоторой интимности. Мы с вампиром неловко отпрянули друг от друга.

— Кстати, друг мой Рамзи, — я переключила свое внимание на него, — я шла к тебе с деловым разговором. Очень кстати, что дон Мигель оказался поблизости, — бери нашего гостеприимного хозяина, вылавливайте Кристиана, и займитесь законотворчеством: нам нужны законы, регулирующие игорный и развлекательный бизнес, в смысле дело. А то устроит дон Мигель свое агентство альтернативных развлечений, а мы ни сном ни духом — каким его налогом обложить, какие льготы дать и какую отчетность спрашивать.

Это я удачно придумала: глаза и вампира и вера разом заблестели, они тут же двинулись к лестнице, о чем-то тихо переговариваясь.

— Кстати, дон Мигель, где комнаты Май? — окликнула я их.

— Направо по коридору, вторая дверь, — механически отмахнулся тот.

Я улыбнулась и вернулась в комнату, понимая, что выспаться сегодня не удастся.

Лина уже сидела там, крутя в пальцах бокал, еще две стояли рядом. Я прихватила бутылки, и двинулась к выходу:

— Ну что, пошли, сообразим на троих? Что хоть за вино ты прихватила?

— О, я нашла у Гини «Драконью кровь».

— Что, правда кровь драконов?

— Ты в этом вампирьем логове совсем с ума сошла! Конечно же это просто название, а вино в меру сладкое, тягучее, и действует на эльфов, как легкое успокоительное.

— А на людей?

— А на людей не действует, впрочем, как и на Хранителей — просто хорошее вино.

Мы добрались до двери Май, я легонько стукнула костяшками пальцев по косяку и решительно распахнула дверь.

Эльфиечка в длинной, ночной рубашке — близнеце моей собственной, сидела на подоконнике и тоскливо смотрела на крадущиеся по ночному небу луны.

— Майка, третьей будешь? — усмехнулась я, сгружая бутылки на обнаружившийся и в этом номере низенький столик, — «Драконья кровь» как-никак?

— «Драконья кровь», говоришь? — повернула к нам удивленную мордашку Май, — Конечно буду!

— Лин, а Лин, — осторожно уточнила я у вилы шепотом, — а ей пить-то можно, не рано?

— Ну конееееееечно, — послышался от подоконника ехидный голос эльфийки, — Как замуж — так в самый раз, а как «Драконью кровь», так маааааааленькая.

— Ну, я так, уточнить, — покаянно ответила я, — а потом «маленькая» — понятие условное. Я вот раза в три тебя младше, если в годах считать

— Что, правда? — глаза у Май стали круглыми, как блюдца, — но у тебя же уже есть детииии?

Линарис сноровисто откупорила бутылку, разлила вино по высоким, пузатым бокалам, и я предложила тост:

— Ну, за крушение стереотипов!

Вино и правда было чудесным — оно пахло летом, земляникой под солнцем и почему-то детством. Я смаковала его понемногу, растягивая удовольствие, любовалась на игру света в бокале, и решительно была намерена остаться с трезвой головой — кто их знает, этих эльфов, что у них с устойчивостью к алкоголю, Май же и Лина принялись за дегустацию всерьез. Маленький женский междусобойчик, меж тем, шел по накатанной колее: сначала мы обсудили бренность и краткость человеческой жизни, семейную жизнь вообще и свадьбы в частности, и тут Май понесло. Как мы с Рамзи и предполагали — наша принцесса рванула в бега, узнав, что её хотят выдать замуж.

Младшая принцесса младшей ветви, которую тогда звали длинным, многосложным именем, росла тихой, послушной и умненькой девочкой. Май прилежно училась тому, что должна знать эльфийская принцесса, вышивала, много читала, бродила по парку вокруг усадьбы и, в силу своего дара, старалась держаться одна: мысли дорогих родственников не всегда способствовали её душевному равновесию. В общем, умением быть в тени и не привлекать к себе внимание Май владела в совершенстве. Все изменилось два года назад, когда во время одной из прогулок к её ногам упал молодой парнишка. Да-да, упал, и весьма прозаически — сорвавшись с паркового забора на который он полез, спасаясь от погони. И Май, глядя в его смеющиеся карие глаза, впервые забыла о том, что она эльфийская принцесса: вместо того, чтобы вызвать охрану и выдворить нахала из парка она помогла ему спрятаться в заброшенной беседке и принесла ему еды. Тот хохотнул, представился Гаем, и, не сумев в третий раз выговорить её имя, спросил — нет ли у нее второго, покороче. Так и началась их дружба, и жизнь Май стала яркой, веселой и очень насыщенной. Гай поселился в деревне неподалеку, устроился в кузницу, благо в роду у него были гномы, и стал регулярно наведываться через забор в ту самую беседку — поболтать со своей спасительницей. Он рассказывал о местах, где ему довелось побывать, о жизни других людей и нелюдей, обычаях и обрядах, о своих мечтах увидеть столицу и о том, что когда-нибудь он вырвется за пределы Рубежей. В общем — окончательно задурил голову романтическими бреднями о любви и путешествиях Учить её защищаться «а то мало ли что может случиться» тоже начал Гай. А еще он приносил ей книги: не те, парадные фолианты, рассказывающие о жизни прекрасных дев и благородных рыцарей, что в избытке водились в библиотеке отца, а книги, часто с потрепанной обложкой и замусоленными страницами, в которых герои ругались, мирились, ходили в гости и на службу, в общем — жили обычной жизнью. Гай не был красив ни по меркам людей, ни уж тем более эльфов: невысокий, кряжистый, с большими руками, лицом с резкими чертами, раскосыми глазами и большим носом. При этом — на свидания Гай убегал из беседки с завидной регулярностью. Как-то Май собралась с духом и спросила, почему это так. Гай тогда усмехнулся, попытался объяснить, но только рукой махнул, сказав, что она обязательно это поймет сама — красота не только снаружи. Закончилось все внезапно — однажды в беседку пришел необычайно серьезный Гай и вручил в подарок топор, сделанный своими руками. За его плечами висел мешок, и Май сразу поняла — почему и зачем. Гай ушел, взяв с нее обещание, что она выйдет замуж только за того, кто ее «разглядит». А еще он поклялся что он и его семья, которая перебралась в столицу, будут рады ей помочь, если что-то случится. И жизнь Май стала потихоньку покрываться ряской, как гладь стоячего пруда.