Бернхард Хеннен - Битва королей. Огонь эльфов

— Тролли, чувак. Тролли! Не притворяйся, что ничего не понимаешь! Они хотели получить голову Эмерелль, и когда она будет у них, то всем в Сердце Страны не поздоровится, потому что мы ведь все слуги королевы. Как думаешь, почему прячется маленький народ? — Он дернул Олловейна за волосы. — Немного левее. Видишь васильки? Оттуда прямо на камыш.

— Мы со спутницей заблудились на тропах альвов, друг мой. Расскажи, что произошло. Сколько лет назад пропал Олловейн?

Кобольд задумчиво подергал себя за подбородок. Потом, негромко ворча, что-то подсчитал на пальцах.

— Ну, его уже не было, когда родился Широконос. А это было четырнадцать лет назад.

Мастер меча остановился как вкопанный.

— Четырнадцать лет! — И война с троллями не знает конца. Нужно было ослушаться приказа Эмерелль. Его место было здесь! — И как идет сражение? Тролли продвинулись далеко вглубь Земель Ветров? Разве их войска не были ослаблены?

— По-настоящему плохо стало год назад. Раньше серокожие сражались только с кентаврами, угоняли скот, грабили помаленьку. Но потом королева послала всех, кто мог держать оружие, на север. И с тех пор новостей нет… Но мы знаем, что опять началось. Никто не может сказать, что произошло в замке Эмерелль, когда пропал ее мастер меча, но с ним ушло все величие эльфов. Свет эльфов, так долго освещавший Альвенмарк, гаснет. Замок стал мрачным местом. Туда никто больше не ходит. За все годы там не было ни одного праздника. Луговые феи бежали с лужаек у замка… Можно услышать дурные истории о тенях, которые таятся в замке и пожирают души тех, кто там еще живет. Говорят, даже королева помрачнела.

— И вы все равно сидите здесь? Почему не бежите, если боитесь, что тролли убьют всех жителей Сердца Страны?

— Многие давно ушли… Но ты посмотри на меня! Какой троллю прок от того, что он раздавит меня своей огромной, как гора, ногой? Мы, мышлинги, всегда жили в Сердце Страны… Зачем нам уходить? И что мы сделали троллям? Ну а теперь скажи наконец, откуда вся эта кровь?

— Мы сражались против минотавра, прежде чем бежать в золотую паутину, — коротко ответил эльф.

Голова шла кругом от таких новостей. Четырнадцать лет! Он все еще не мог поверить. Лучше бы он никогда не уезжал в Искендрию! Оставалось надеяться, что проклятая книга того стоила!

Олловейн осторожно раздвинул высокий тростник. Под ногами захлюпала застоявшаяся вода.

— Дальше, дальше, — торопил проводник.

Выпь умолкла. Сверкающие зеленовато-голубыми красками стрекозы носились в зарослях тростника. Вода доходила эльфу до бедер. Пиявки поднялись из тины и уселись ему на ноги. Ганда негромко застонала.

— Далеко еще?

Мышлинг озадаченно огляделся по сторонам. А потом указал на плоский холмик в тростнике.

— Там. Там хижина речной ведьмы.

Олловейн пошел в указанном направлении. И действительно, водоем стал мельче. Мастер меча выбрался на покрытый илом берег. Отыскал хижину, хорошо скрытую в камышах, которая едва доставала ему до бедер. Она вздымалась, похожая на пышную женскую грудь. Постройка была из золотисто-желтого тростника, в зените куполообразной крыши связанного травинкой.

— Входите, деточки, — раздался чувственный голос.

— Я постою снаружи, — прошептал мышлинг. — Ты просто забери меня с собой, когда будешь уходить. — И он присоединился к дремавшей на солнышке маленькой черепахе.

Олловейн опустился на колени, крепко прижимая к груди лутинку и книгу. Осторожно раздвинул тростинки хижины. В нос ударил голубовато-серый дым. На пестром одеяле, окруженная золотистыми лучиками света, сидела на корточках обнаженная женщина-кобольд. Вокруг нее были расставлены дюжины маленьких горшочков и тиглей. Из некоторых поднимались тонкие струйки. В других бурлило что-то, похожее на суп, несмотря на то что огня под ими не было. У речной ведьмы была серая, покрытая бородавками кожа. Отчетливо выделялись ребра. Черные волосы свисали с головы жирными прядями. Ведьма вплела себе в волосы перья, а к одной из прядей привязала еще и маленькую жадеитовую ящерицу.

Золотистые глаза с вертикальным зрачком пристально изучали мастера меча. На лице ведьмы красовался похожий на свеклу нос. Между узкими губами торчала длинная пенковая трубка.

— Никогда еще не забредал ко мне эльф благородных кровей.

Ведьма поднялась и убрала с лица пряди. Ее теплый чувственный голос контрастировал с внешним обликом. На какой-то миг Олловейн задумался над тем, не украла ли ведьма этот голос.

— Моей спутнице нужна помощь. Ты должна вылечить ее.

Ведьма прищелкнула языком.

— Все стало настолько плохо, что высокий эльф называет спутницей вороватую лутинку. Неужели остальные уже пролили свою кровь? Неужели приходится звать на битву карманников и похитителей детей? — Она повелительно махнула рукой. — Положи ее туда, на узелок с платьями.

Олловейн повиновался, проглотив недовольство поведением высокомерной ведьмы.

Кобольдесса ощупала лутинку и печально покачала головой.

— Неужели дело стоило того: отдавать свою плоть и кости за них? — негромко спросила она у Ганды.

Но лутинка ничего не слышала.

— Ты можешь вылечить ее?

Змеиные глаза ведьмы холодно изучали Олловейна.

— Я могу изгнать жар из ее тела, кормить ее, пока она снова не наберется сил. Но руку я ей дать не могу. Она потеряна навеки. Если только… — Она задумчиво пожевала мундштук. — Есть ведьмы, которые могут вырастить новую руку из отрезанного пальца. Но это темная магия, которой занимаются, когда луна скрывает свой лик и проливается теплая кровь. Такими вещами я не занимаюсь… Впрочем, я знаю ремесленника, который мог бы сделать лутинке руку из живого серебра. Она будет почти так же хороша, как настоящая. — Речная ведьма улыбнулась и выпустила в лицо Олловейну облачко табачного дыма. — Зато не обожжешь себе пальцы, когда будешь снимать с огня горячую кастрюлю. Во всем есть свои хорошие стороны, нужно только хотеть их увидеть.

— И ты можешь дать ей такую руку?

— Пусть она сама примет решение. Она искалечена так, что ты и представить себе не можешь, эльф. Лутины — народ, который любит перевоплощаться. Становясь лисами, они шныряют в высокой траве или же в образе барсука зарываются глубоко в темное сердце земли. Всего этого она уже не сможет делать. Как бы она ни превращалась, рука из серебра не изменит своей формы. Подобно железному рабскому ошейнику, она сделает лутинку пленницей собственного тела. Но если она откажется от руки, лучше не станет. Тогда она будет лисой на трех лапах, соколом без части крыла. Ты посвятил мечу всю свою жизнь, эльф. По тебе видно. То, как ты двигаешься, как не успокаиваются твои глаза… Ты постоянно готов к сражению. Но что от тебя останется, если тебе отрубить правую руку? Вот так себя будет чувствовать и лутинка. Ее жизнь принадлежала магии. Изменчивости. А теперь она должна найти для себя новый путь. И я не стану определять его вместо нее. Ей понадобится время, чтобы найти его. Потерпи. Не торопи ее.