Стивен Эриксон - Увечный бог

"Одно осталось. Надо найти ресурсы. Усмирить волю. Плыть между горькими истинами. Ты еще поживешь, Маппо. Выбора нет - живи еще, или все было зря.

Я увидел край света. Он ждет меня".

Маппо затянул мешок и двинулся в путь. Ровным шагом. "Простая пустыня. Я немало таких пересек. Не проголодаюсь. Не погибну от жажды. Если устану... что же, всё скоро кончится".

С каждым шагом его нервы словно пытаются избежать соприкосновения. Это поврежденное место, шрам на лике земли. И, хотя граница отмечена зловещими наносами смерти, жизнь здесь есть. Враждебная, неприятная жизнь. И наделенная намерением.

"Чуете меня, да? Бросаю вызов. Но не по своей воле. Позвольте пройти, приятели. Избавимся друг от друга".

Мухи жужжали вокруг. Он пустился "собачьей трусцой", дыша глубоко и размеренно. Насекомые не отставали, собираясь в еще больших количествах. "Смерть - не наказание. Она освобождение. Я видел это всю жизнь. Хотя не желал, хотя рассказывал себе совсем иные истории. Каждая борьба должна окончиться. Будет ли покой вечным? Сомневаюсь. Сомневаюсь еще, что покой так легко дается.

Худ, чувствую твой уход. Интересно, что это значит. Кто теперь ждет за вратами? Так тяжко знать, что идти через врата придется в одиночку. А понять потом, что и там ты остаешься одиноким... нет, это слишком.

Мог бы жениться. Осесть в деревне. Мог бы завести детей, видеть в каждом нечто от себя. Достаточно ли для жизни такого смысла? Быть отрезком бесконечного полотна?

Мог бы убить Икария... но ведь у него инстинкт. Безумие пробуждается так быстро, так чрезвычайно быстро - я мог не успеть. Убив меня, он направил бы гнев на новую цель, и многие погибли бы.

Выбора действительно не было. Никогда. Удивляться ли, что я настолько устал?"

Мухи окружили его плотным мерцающим облаком. Лезли в глаза, но он щурился. Кружили у рта, но выдохи отгоняли их. Он из народа пастухов. Они такое умеют. Они игнорируют назойливое внимание. Пустяки. Он побежал.

"Но тогда смерть оставила бы близких в горе, а горе так неприятно. Оно горячее и сухое на ощупь. Оно ослабляет изнутри. Может восстать и погубить жизнь. Нет, хорошо, что я не нашел жены, не породил детей. Нестерпимо было бы стать причиной горя.

Как можно так легко дарить любовь, если в итоге нас ждет измена? Если один должен покинуть другого, предавая смертью. Неужели назову это равным обменом - ведь смерть ждет всех?"

Он бежал, время текло. Солнце миновало полнеба. Теплая усталость в ногах прогоняла горькие мысли, ведя в мир полной пустоты. "Совершенство бегства? Великая иллюзия полета? Прочь от демонов, прочь, пока само "я" не высвободится, оставшись лежать на дороге.

Совершенство, да. И презрение. Никакое расстояние не подарит победы. Никакая скорость не спасет от самого себя и полчища личных проблем. Люблю лишь сладкое утомление. Такое чистое, что близко умиранию. Можно умирать не умерев".

Сквозь жужжащее облако он различил сверху что-то более темное. Громоздящееся, тяжелое. Пылевая буря? Тут нет пыли. Вихрь? Возможно. Но воздух спокоен.

Туча держалась впереди. Становясь больше.

"Идет на меня.

Еще мухи?"

Окружившие его насекомые вдруг взбесились, и он уловил нечто в маниакальном гудении. "Вы тоже ее часть, так? Искатели жизни. Найдя, вы... призываете".

Он слышал облако - глубокое, устрашающее гудение быстро побороло жужжание мух.

Саранча.

"Но это нелепо. Тут ей нечего есть. Совсем нечего".

Все не так. Маппо замедлил бег, остановился. Мухи почти сразу улетели. Он встал, глубоко дыша, глядя на высокие вертящиеся столпы саранчи.

И наконец понял. "Д'айверс".

Что-то подобное белой пене текло у основания тучи саранчи, поднимаясь дергаными волнами. "Боги подлые. Бабочки". - Вы все - Д'айверс. Вы одно, одна тварь - мухи, саранча, бабочки. Вы живете в пустыне. - Он вспомнил кости у границы. - Вы сделали пустыню.

Бабочки добрались до него, хлеща по лицу - так много, что он не видел почвы под ногами. Бешеное трепетание крылышек высушило пот, он начал мерзнуть. - Д'айверс! Давай поговорим! Обратись! Стань передо мной!

Саранча зачернила половину неба, поглотив солнце. Закружилась над головой, начала спускаться спиралью.

Маппо встал на колени, закрыл лицо руками, пригнулся.

Они ударили по спине словно потоп дротиков.

Прибывали все новые. Он стонал под тяжестью. Трещали кости. Он сражался за каждый вздох, стискивал зубы от боли.

Саранча снова и снова впивалась жвалами, обезумев от близости живой плоти.

Но он был Треллем, с кожей не тоньше выделанной бизоньей шкуры.

Саранча не могла пить кровь. Но вес увеличивался, угрожая его раздавить. В прорехи между пальцами он видел чернильную темноту, вздохи поднимали прах с почвы. Он держался, оглушенный разочарованным клацанием зазубренных жвал, погребенный в мятущейся тьме.

Ощущая разум Д'айверса. Ярость направлена не на него одного. "Кто тебя так уязвил? Кто свел тебя с ума в пустыне? Почему ты бежишь?"

Это было древнее существо. Оно не перетекало долгое время - тысячи лет, а возможно, и дольше. Опустилось до примитивных инстинктов насекомых. "Осколки опалы алмазы каменья листья-кровопийцы..." - слова проникали в него ниоткуда, как и пение девушки. Отдавались эхом в разуме. "Осколки опалы алмазы каменья листья-кровопийцы - пошли прочь!"

С оглушительным ревом навалившиеся на Маппо твари взорвались, разлетаясь куда попало.

Он сел, помотал головой. - Осколки опалы алмазы каменья листья-кровопийцы, идите прочь. Идите!

"Песнь изгнания".

Облако двинулось вперед, изогнулось и пролетело мимо. Еще одна кипящая волна бабочек - и все пропали.

Ошеломленный Маппо озирался. Он один. "Дитя, ты там? Какая сила в твоей песне - ты Форкрул Ассейла? Да кто угодно. Маппо тебя благодарит".

Он был покрыт синяками. Кости ломило. Но он был еще жив.

"Дитя, осторожнее. Этот Д'айверс был богом. Кто-то разорвал его в клочья, на такое количество частей, что он не мог исцелиться. Все его чувства - голод, и не тебя и меня он хочет. Наверное, саму жизнь. Дитя, в твоей песне сила, будь осторожнее. Изгоняя, ты можешь и призывать".

Он снова услышал ее голос, уплывающий прочь. "Словно мухи. Словно песня мух".

Маппо с кряхтением встал. Поднял мешок, ослабил завязку, вынул мех с водой. Сделал глубокий глоток, вздохнул, выпил еще и убрал мех в мешок. Встал лицом к востоку. И пошел.

К краю мира.

- Отличный меч.

- Увы, им должен пользоваться я. Но я отдам тебе один из летерийских мечей.

Риад Элайс прислонился спиной к каменной стене пещеры. - И как они брали драконов этим лезвием?

Сильхас Руин продолжал изучать оружие. Отсветы костра плясали вдоль лезвия. - В нем что-то неправильное. Дом Хастов выгорел дотла, как и все иное, кроме Харкенаса. Город не сгорел. Не полностью. Но Хасты, да, их кузницы были завидным призом. А что ты не можешь удержать, ты должен уничтожить.