Стивен Эриксон - Увечный бог

Ответом стал Ритуал, бегство, оказавшееся темницей. Но этим смертным такое не доступно. "Еще день. Солги, чтобы дать им день. Если они протянут. Смотри, какие слабые. Смотри, как они сдаются. Еще день... дар ли это? Поход, шаг за шагом, волочите ноги - вот кто-то падает на обочину, капитулируя. Будут ли они мне благодарны за лишние мгновения?"

Может быть, желание помочь - на деле обычная жестокость...

- Ну, каково это?

Услышав слабый голос, она встала, заозиралась. Неподалеку солдат, смотрит на нее. - Каково что? - спросила она.

- Быть... пылью.

Она не знала, как ответить, и потому молчала.

- Подозреваю, вскоре мы будем такими же.

- Нет, не будете. Не останется памяти, способной притянуть вас обратно.

- Но у меня есть струны, Т'лан Имасса. Личное проклятие. Меня притянут - или, по меньшей мере, попытаются. Снова и снова.

Ном Кала смотрела на мужчину. Покачала головой: - Не вижу струн, смертный. Если они и были, то перерезаны. Ничего тебя не держит. Ни воля богов, ни ложь о судьбе или предназначении. Ты отделен от всего, кроме того, что живо в душе.

- Правда? Удивляться ли, что я так чувствую такое одиночество.

- Да. Именно.

- Но... ты не одинока. Все вы, Т'лан Имассы.

- Да. Но это не спасает. Вместе мы лишь разделяем одиночество.

Он фыркнул: - Не уверен, что всё это имеет смысл... но, кажется, понимаю тебя. Слушай, окажи милость. Когда падет последний, не рассыпайся пылью, не сдавайся. Выйди из пустыни. Выйди. Прошу тебя.

- Ибо сказано, что пустыню эту нельзя пересечь. Да, понимаю тебя, смертный.

- Сделаешь?

- Мы все сделаем.

Он опустился на скатку, тяжело вздохнул. - Хорошо. Пусть окажутся неправыми. Хотя бы так.

Ном Кала помедлила. - Не сдавайся и ты, солдат. Еще один переход.

Он закрыл глаза. - Зачем, к чему?

- Повлияй на товарищей. Еще одна ночь, прошу. Сделайте это. Я же согласилась помочь, так что и ты...

Он открыл глаза, прищурился: - Это так важно?

- Страдание - пропасть. Но есть другая сторона, и там ждет Падший Бог. Ныне я одна из Семерых. Я среди Несвязанных. Падший понимает страдание. Смертный, ты не одинок, как и мы, Т'лан Имассы.

- Да, готов поручиться, что он знает кое-что насчет страдания. Как и вы. Но не вижу, с какой радости мне разделять ваше знание.

- Если не радость, то сила.

- Сила переносить страдания? РАДИ ЧЕГО?

"Да, Ном Кала, ради чего? Есть ответ? У кого есть?" - Когда ты наконец пересечешь пропасть, смертный, и пожмешь руку Падшему - спроси у него.

Он выдавил кислую улыбку: - Подходяще, - и снова сомкнул глаза.

Кала продолжила путь, отягощенная мрачными думами. "Т'лан Имассы видели, как восстают и рушатся цивилизации. Видели, как гибнут страны, только чтобы возродиться. Видели появление морей, шагали по былому морскому дну. Стали свидетелями борьбы за жизнь бесчисленного множества существ. Вот умирает одинокий зверь, вот тысячи гибнут от дурной погоды.

И чему мы научились?

Лишь тому, что у жизни свои цели. Там, где жизнь, там и страдание. Есть ли смысл, или существование - благо само по себе?

Я Несвязанная. Мое зрение свободно, но что же я вижу?

Ничего".

Впереди, в авангарде колонны, она заметила стоящих людей. "Ну, пора найти подходящую ложь. И если на последнем издыхании эти люди проклянут меня, быть по сему. Мое преступление - подарить надежду. Мое наказание - увидеть, как она не сбылась.

Но Т'лан Имассов наказывают уже очень долго. У несбывшейся надежды есть особое имя. Ее зовут страданием".

- Слова, - сказала Баделле, смотря в глаза Адъюнкту. - Я находила силу в словах. Но сила ушла. Ничего не осталось.

Мать поглядела на спутников, но ничего не сказала. В ее простом лице почти не оставалось жизни, ее глаза потухли. У Баделле что-то заболело в душе. "Были стихи для тебя. Но и они ушли. Высохли".

Мужчина расчесал бороду грязными пальцами. - Дитя... если сила вернется - однажды...

- Не обычная сила, - ответила Баделле. - Она ушла, наверное, навсегда. Не знаю, как ее вернуть. Думаю, она мертва. "Я не ваша надежда. Не могу ей стать. Должно было быть наоборот, неужели не понятно? Мы дети. Всего лишь". - Умерший здесь бог, с ним то же самое.

- Объяснишь, Баделле?

Она покачала головой.

Другой мужчина - с мрачными глазами - спросил: - Что ты можешь рассказать о боге, Баделле?

- Он разбит.

- Он сам разбился или его кто-то разбил?

- Он был убит поклонниками.

Мужчину словно ударили по лицу.

- Это в Песне Осколков, - объяснила она. - Бог пытался принести народу последний дар. Но они отвергли его. Им не нравился дар, потому они убили бога. - Она пожала плечами. - Было это давным-давно, в века, когда верующие убивали богов, если им не нравились божьи слова. Но ведь нынче все иначе?

- Да, - сказал бородатый. - Ныне мы просто игнорируем их до смерти.

- Не богов мы игнорируем, - произнесла женщина рядом с Адъюнктом, - а их дары мудрости.

Первый сказал: - Делайте так достаточно долго, и боги иссохнут, умрут. Это убийство, хотя и растянутое во времени. Так же жестоки мы и со смертными, которые посмели сказать нечто, нам неприятное. - Он выругался. - Удивительно ли, что нас никто не любит?

Мать встретилась с Баделле взглядом и спросила: - Тот город, Икариас - кто в нем живет?

- Только призраки, Мать.

Седдик сел на землю и вытащил бесполезные вещички. Услышав про Икариас, поднял глаза, указал на бородатого: - Баделле, я его видел. В хрустальных пещерах под городом.

Она поразмыслила, дернула плечом: - Значит, не призраки. Воспоминания.

- Навеки замерзшие, - согласился бородатый, глядя на мальчика. Потом обратился к матери: - Адъюнкт, они нам не помогут. Поглядите на них - умирают, как и мы.

- Жаль, что и мы им не поможем, - бросил второй мужчина.

Мать колебалась. Наконец она кивнула, как бы признавая поражение.

"Не так должно было быть. Чего я не замечаю? Почему ощущаю такую беспомощность?"

Бородатый снова смотрел на Седдика. - Пошлите их назад в постели, Адъюнкт. Слишком это... жестоко. Солнце и жара...

- Лостара...

- Нет, я сам их отведу, Адъюнкт.

- Отлично, капитан. Баделле, этот человек - Рутан Гудд - отведет вас назад.

- Да, мама.

Капитан присел на корточки, оказавшись наравне с Седдиком. - Эй, - проворчал он, - дай-ка, помогу собрать игрушки.

Баделле вдруг задохнулась. Она смотрела, как Рутан и Седдик набивают рваный мешок. Что-то заставило Седдика поднять глаза. Взоры встретились.

- Беделле? Что такое? Чего такого он сказал?

Она пыталась вздохнуть, пыталась заговорить. По телу неслось что-то дикое, яростное. Упав на колени, она выхватила мешок из маленьких рук Седдика. Высыпала вещички и с обожанием на них уставилась.

- Баделле?..

- Седдик... эти штучки - это были игрушки!