Стивен Эриксон - Увечный бог

Он поглядел на нее и побледнел. Выказал обнаженное, измученное удивление. Лицо поплыло, было ясно, что он сейчас заплачет.

"Прости. Я... забыла".

Она видела, что внимание Седдика вернулось к коллекции разбросанных по земле вещичек. Он хотел коснуться одной - фигурки из сучков и перьев - но отдернул руку. - Игрушки, - прошептал он. - Они игрушки.

Капитан встал и отошел от них. Темные глаза встретили ее взгляд, она различила ужас - и поняла. "Да, мы даже это потеряли". - Спасибо, Капитан, - сказала она спокойно. - Мы идем назад. Но... не сейчас. Можно?

Он кивнул и увел остальных взрослых. Видно было, что они смущены и хотят задать вопросы... но никто не произнес и слова.

Баделле встала на колени рядом с Седдиком. Уставилась на россыпь, ослабев от беспомощности. "Я... я не помню". Но когда она протянула руку, чтобы взять рукоять ножа или кинжала, когда заколебалась и поглядела на Седдика - тот просто кивнул, приглашая.

В тридцати шагах мучающийся под жаркими солнечными лучами Рутан Гудд стоял и наблюдал. С ним осталась лишь Адъюнкт. В нескольких резких, неуклюжих словах он объяснил, что тут произошло.

Потом они молчали.

Нечестно. Изо всех преступлений, виденных им за невообразимо долгую жизнь... "вот это превосходит все. Поглядеть в ее лицо. И на мальчика, когда она ему объяснила. Жалкая коллекция, носимая словно сокровище. Но разве это не сокровище?" Он утер лицо рукой и подал голос: - Мы говорили об убийстве богов со странным равнодушием, почти с пренебрежением - и что они нам явили? Адъюнкт, кто мы такие, если убиваем невинность?

Вздох Таворы был прерывистым. - И на это найдется ответ.

Он видел, как она принимает на плечи новую тяжесть, видел, с какой поразительной смелостью поднимает голову, как отказывается отвести взор от этой сцены - "два ребенка пытаются вспомнить, что значит "играть". Адъюнкт... не надо. Вы не вынесете еще большего..."

Они повернулись, заслышав шум сзади.

Т'лан Имасса. Рутан пробурчал: - Одна из наших дезертиров.

- Ном Кала, - ответила пришелица. - Ныне на службе Падшего, о Старший.

- Что вы хотите сказать? - спросила Тавора.

- Адъюнкт. Вы должны пройти еще одну ночь. Здесь оставаться нельзя. Не сдавайтесь. Еще одна ночь.

- Я намерена пройти столько ночей, сколько мы сможем.

Ном Кала молчала, словно не находя ответа.

Рутан Гудд откашлялся. - Ты не желаешь, чтобы мы сдавались. Понимаю, Ном Кала. Мы - последняя надежда Падшего.

- Солдаты падают духом.

- Им не важно поклонение Увечному Богу, - сказал он. - Они не хотят отдавать жизни ради непонятной причины. Смущение и нежелание ослабили дух.

- Да, Старший. Но нужен еще одна ночной переход.

- А потом? - требовательно спросила Адъюнкт. - Какое спасение ждет нас на заре?

- Семеро от Мертвого Огня попытаются пробудить Телланн. Мы начали приготовления к ритуалу Раскрытия. Создав врата, мы пройдем в них, к месту, где есть свежая вода. Наполним фляги и принесем вам. Но нужен еще день.

- Вас всего семеро, - возразил Рутан. - Против этой пустыни вас слишком мало.

- Мы сумеем, Старший.

Рутан склонил голову. - Как скажешь.

- Мы сделаем. Прошу, сообщите солдатам. Еще один переход.

- К спасению, - сказала Адъюнкт.

- Да.

- Хорошо, Ном Кала.

Т'лан Имасса поклонилась им, отвернулась и ушла в лагерь.

Когда она скрылась, Адъюнкт вздохнула: - За вашу весьма долгую жизнь, капитан, приходилось вам бросать кости с Т'лан Имассами?

- Нет, и я привык считать нежелание мудростью.

- А теперь?

Рутан склонил голову набок. - Они очень плохие лжецы.

- И все же, - сказала она чуть слышно, - я благодарна за попытку.

- Нам этого не нужно, Адъюнкт. Чтобы продолжить путь - этого не нужно.

- Не нужно?

- Нет. - Он указал на Баделле и Седдика: - Я пройдусь по частям, Адъюнкт, чтобы рассказать эту историю. Два ребенка, мешок с игрушками.

Она поглядела ему лицо. - Обычные дети?

Он кивнул. - Обычные.

Он ощутил толчок и вообразил, будто находится в трюме пляшущего на тяжелой зыби корабля. Снова толчок. Он подумал о пьяных ночах и что лежит под столом, а кто-то пинает его обутой в жесткий сапог ногой. После третьего толчка - более сильного, передавшего раздражение и нетерпение толкающего - он пробормотал ругательство. Однако что-то склеило губы, наружу вышел лишь стон.

Он решил: пришло время открыть глаза.

Что тоже потребовало целого сражения. Веки с трудом отклеились, кожу ожгло болью. Он поморгал. Полумрак, смутные силуэты, сверху вроде бы лицо. В воздухе пахнет гнилью. Во рту привкус старой, очень старой крови. И еще что-то, горькое. Наверное, как подумал он, это вкус неудачи.

- Вставай.

Еще одна фигура опустилась на колени. Мягкая ладонь прошлась по щеке - но у него отросла жесткая борода, и ладонь отдернулась. Лишь чтобы вернуться, крепко ударив по виску.

Женщина сказала: - Нет на это времени. Дверь открыта. Кое-кто в округе может ее ощутить.

Первый отозвался: - Яд стал неактивным. Уже давно. Но он даже не пошевелился.

- Хранитель должен ...

- Таскаться где-то по садкам, как я догадываюсь. Повезло нам.

- Неужели нельзя просто поставить его на ноги?

Руки под локти, кряхтенье - он ощутил, что на каменном полу остались лишь пятки. Внезапная боль в спине и ногах, пытающихся справиться с весом. Неужели он стал таким тяжелым? Давно ли?

- Стой, чтоб тебя. Не смогу держать долго.

- А мне было каково? - спросила женщина. - Все кости трещали.

Он выругал острые уколы боли в ногах, пошатнулся...