Стивен Эриксон - Увечный бог

- Не припоминаю, что давал тебе хоть одно слово.

Кончик трости ударил о землю. - Превосходно! Что до этого...

Вскоре, когда Драконус пропал, Гончие подошли ближе к телам Килмандарос и Сечула Лата, фыркая и вздыбливая шерсть. Темный Трон следил, как они возбужденно кружат. Потом поднял голову: Котиллион стоят напротив.

Покровитель ассасинов казался... потрясенным.

Темный Трон вздохнул не без сочувствия: - Старшие такие НЕУМОЛИМЫЕ. Погляди на две трагические жертвы. Сколько эпох они пережили? Чтобы найти свой конец здесь, - он взмахнул тростью, - где бы это "здесь" ни было. Даже Псы с трудом их выследили.

- Ты его убедил?

Темный прошипел, поднимая трость и разглядывая серебряный набалдашник: - Он счел меня... дерзким.

- Только тебя?

- Нас.

- Мы ее потеряли, - сказал Котиллион. - Или это лишь мой страх? Это было слишком, друг, слишком - они не прошли нашими тропами. Они смертные. Всего лишь. Они НЕ ВИДЕЛИ. Необходимость не грызла им души, как было с нами.

- Тропы? Грызла? Души? Для меня это одни слова. Мы решили, что нужны перемены - вот и всё.

- Нужны были перемены, потому что наше положение оказалось слишком опасным. Всё последовавшее - вся безумная схема - началось из нужды упрочить наше место в пантеоне.

- Именно.

- Но потом всё изменилось.

- Может, для тебя, - пробормотал Темный Трон.

- Лжец.

- Тени никогда не лгут.

Они чуть помолчали; потом Повелитель Теней запрокинул голову и разразился диким смехом. Котиллион отвернулся, пытаясь подавить улыбку.

- Момент сомнения окончен? - спросил Темный Трон. - Хорошо. Тебе не идет. Слушай. Она женщина, и потому - самая опасная сила во всех мирах.

- Да, - сказал Котиллион, - мне известно о твоем давнем страхе перед противоположным полом.

- Виновата мать.

- Как удобно.

- Не знаю, кто из нас сильнее боится встреч.

- Она еще жива? Не смеши, Амманас.

- Слушай, я же не всегда был таким старым. Так или иначе, мы всегда встречаемся в одной и той же комнате. Вижу в глазах разочарование, слышу ее голос. "Император? О, та империя. Так теперь ты стал богом? О милый, только не Тень. Разве она не разбита? Зачем ты выбрал для правления разбитое королевство? Когда отец был в твоем возрасте..." Уф, и так далее и так далее! Я сбегал от нее уже в девять лет, и разве удивительно?

Котиллион удивленно смотрел на него.

- Они выйдут из пустыни, друг, - заявил Темный Трон. - Чую костью.

- Не знал, что у тебя есть кости.

- Тогда тростью. Чую тростью. Хмм, разве не успокоительно звучит?

- Успокоительно? Нет. Устрашающе? Да.

Темный постучал тростью, огляделся. - Мы еще здесь? Почему мы еще здесь?

- Наверное, чтобы подумать об усопших?

- А нужно? Полагаю, да.

Поглядев на трупы, Котиллион вздохнул: - Да, ему недостаточно было всего лишь их отшлепать.

- Детей, которых не шлепают, приходится в конце концов убивать.

- Таково твое последнее слово? Бессмыслица, Темный Трон.

- Что ты. Старшие Боги были похожи на испорченных детей, за которыми некому было приглядеть. Единственная бессмыслица - что их не поубивали давным - давно. Сколько мы можем терпеть? Вот вопрос. Единственный вопрос. - Он повел тростью. - А вот и ответ одного мужа.

- Подозреваю, мы должны быть благодарны, что Драконус был так долго скован в Драгнипуре. Если бы Рейк не убил его...

- Каждое блудное дитя должно провести пару сотен жизненных сроков, волоча набитый трупами фургон. - Темный хмыкнул. - Звучит как одно из речений матушки. "Всего пару сотен жизней, Келлан? Тебе слабо управиться с тысячью? Ну, твой отец..." О-хо-хо! Не надо!

Сечул Лат очнулся на земле. Глаза были закрыты, и он не ощущал желания открыть их. Не сейчас.

Послышались приближающиеся шаги. Две пары ног, остановились по сторонам.

- Ох ты, - произнес женский голос слева. - Я подозревала, что однажды так и будет. И все же... скажи, брат, ты хоть что-нибудь чувствуешь?

- Нет, - ответил мужчина справа. - А что, должен?

- Ну, мы ЛУЧШЕЕ, что в нем было, и мы будем жить.

- Думаешь, он нас слышит, сестра?

- Полагаю, да. Помнишь, мы однажды пустили монету вращаться?

- Так давно.

- Если хорошенько вслушаться...

- Возможно, любовь моя, это лишь воображение. Иные игры кончаются без звука. Что до новой - не желаю в ней участвовать.

Она издала какой-то звук - может, засмеялась. - Я слышу слова мудрости?

- Погляди на отца. Когда он встанет, когда откроет глаза - уйдет насовсем.

- Да, пути назад не будет. Никогда.

Сын Сечула вздохнул. - Думаю, любовь моя, нужно выловить Странника. Во имя отца нужно научить его, что такое "рывок повелителя".

- Его найдет Драконус. Будь уверен.

- Но я хочу быть там и тогда.

- Но лучше по-другому, брат. Встретить его перед вратами смерти. Поставить на ноги, напомнив, что отец ждет на другой стороне.

- Довести до врат.

- Именно.

- А потом дать Страннику...

- Толчок.

Дети засмеялись, и сам Сечул Лат ощутил, что улыбается. "Сын, дочь, что за чудный дар вы приносите, прежде чем меня пошлют моей дорогой".

- Сестра... вижу монету с двумя ликами, и каждый - Странника. Пусть вращается?

- Почему нет, брат? Тяни и толкай, вот путь богов.

Когда он открыл, наконец, глаза, их не было.

И все было хорошо.

Где драконья тень скользила над землей, из земли вырывались столбы пыли и камней. Возникали бездонные, рваные трещины. Холмы оседали, рушились, высыхала мантия растений. Где она пролетала, умирала земля. Свобода стала даром, но свобода наполнила ее отчаянной яростью и такой болью, что касание воздуха к чешуе стало смертной мукой.

Она не сомневалась, что наделена душой. Видела ее глубоко внутри, в тоннеле сквозь треснувший камень, ведущем ниже и ниже, к узлу на дне. Там. Это. Вопли из провала заставляли содрогаться корни гор, бурлить моря. Замораживали ветра, лишали жизни воздух.

До рождения был мир неведомого, забвение несуществующего. Она не ощущала и не тревожилась, потому что ее попросту не было. Прежде чем боги встретились, прежде чем они оторвали свет от тьмы, жизнь от смерти, прежде чем они воздвигли стены и произнесли мерзостные слова. "Это "есть", а это - "несть". Будет магия в созданных мирах, и властью ее возникнет жизнь, вглядываясь мириадами ликов, и в каждом мы узрим себя. Узнаем, кто мы и что мы. "Здесь" магия есть, но "там" магии нет".

Свой лик она не покажет богам - они не будут вглядываться, они только отвернутся. Она могла бы пробудить силу голоса, вострубив: - Я здесь! Смотрите! Узнайте меня, ваше забытое дитя! - Но слова ничего не могут дать. "Ибо даже в поле зрения богов должно быть слепое пятно. И кого вы там найдете? Лишь меня. Раздавленный узел на дне".

Живые сородичи охотятся за ней. Она не знала, сколько их - но это не важно. Они желают ее уничтожения. "Но... не сейчас. Оставьте мне свободу... что-то сделать. Сделать что-то, что не разрушает, а создает. Прошу. Неужели я не могу быть большим, чем я есть? Прошу, не ищите меня".