Стивен Эриксон - Увечный бог

- Кто-то, - пробормотала Араникт. - Твой Хранитель?

(См. "Буря Жнеца", гл. 20. - Прим. переводчика)

- Нет. Но я ощутил мысли незнакомца, увидел его воспоминания. Древний дом, в котором я стоял прежде, теперь пуст. Залит водой, погружен во мрак. Как у всего, что лежит на дне океана, его время ушло, его роль... окончена. Он вошел внутрь, желая найти то, что находил прежде, желая компании. Но они пропали.

- Они? В том доме живут люди?

- Уже нет. Он покинул его и ныне ходит, неся фонарь - я вижу его, словно фигуру из мифа. Последняя душа глубин. Одинокий, тусклый огонек - всё, что ему оставлено. Он предлагает его. Ради мгновения... - он поднес руку лицу, утирая слезы, - света. Облегчения. От жуткого давления, гнета, от темноты.

Они остановились. Она была перед ним, в глазах плескалось горе. Женщина шепнула: - Он манит тебя? Он просит составить себе компанию, Брюс?

Тот моргнул, покачал головой: - Не... не знаю. Он... ждет меня, я вижу свет фонаря, вижу его тень. Словно явление из мифа, из колдовских чар. Он ждет души утопленников? Наверное. Когда мы погружаемся, теряем ощущение, где верх и где низ - разве не так бывает с теми, что тонут?.. все, что мы видим, это свет во мраке, и мы верим, что идем к поверхности. Но... это зовет его фонарь. Вниз, вниз...

- Брюс, что ты должен сделать?

- Во мне звучит голос, - сказал он, вдруг охрипнув от эмоций. - Все, кого забрали моря - смертные и боги - остались без свидетелей. - Он поднял взор, увидел широко раскрытые глаза. - Я так же скован, как Адъюнкт, меня так же влекут к... чему-то. Я воскрешен, чтобы быть братом короля? Командующим армий? Я пришел в ответ на горе брата, ибо он желает, чтобы всё было как прежде? Я здесь, чтобы еще раз ощутить, что значит быть живым? Нет. Есть иное, любовь моя. Есть иное.

Она протянула руку, погладила его по щеке. - Мне суждено тебя потерять, Брюс?

"Не знаю".

Араникт, наверное, поняла ответ, хотя он молчал. Она прильнула к нему, словно падала, и он заключил ее в объятия.

"Дорогой голос. Дорогой ты, живущий во мне - словами не изменить мира. Никогда такого не было. Сможешь ли ты расшевелить тысячу душ? Миллион? Грязь, которую пнули ногой, пустив по бездушным течениям? Она лишь осядет где-то еще.

Твоя тень, друг, похожа на мою.

Твой свет, такой приятный и такой далекий - все мы шевелимся во тьме от момента рождения до момента смерти. Но ты грезишь о встрече, ибо ты, как каждый из нас, одинок. Есть иное. Должно быть иное.

Во имя любви в моих жилах, прошу... должно быть иное".

- Не читайте мне лекций, сир, по основам нашей веры.

Столь многое отдано тишине, словно она - драгоценное прибежище, сокровищница, способная преображать все, что в нее помещено, делая страхи полчищем благородных добродетелей. "Но страхи не меняются". Надежный Щит Танакалиан стоял перед Кругхевой. Их окружил шум - пять тысяч братьев и сестер разбивали лагерь.

Пот стекал под его одеяниями. Он ощущал кислый запах тела, сопревшего под шерстью, и запах ланолина. Дневной переход тяжко налег на плечи. Глаза зудели, во рту было сухо.

Готов ли он к моменту? Он не знал - в конце концов, у него есть собственные страхи. "Но... долго ли мне выжидать? Какой момент среди прочих я должен счесть самым безопасным? Вздох перед военным кличем? Едва ли.

Я сделаю это сейчас, и пусть свидетели поймут - я долго готовился, окружившее меня молчание - не мое, это она меня вынудила. Она готова бросить нас на отвесную стену, в трещины камня.

Железо, где твои добродетели? Отточенное лезвие целует, дождем летят искры. Кровь течет по рукояти, пятная белый снег. Так ты отмечаешь каждую тропу" . Танакалиан огляделся. Кипящее движение, ставятся палатки, летят по ветру щупальца дыма. - Без Дестрианта, - заговорил он, - нам не узнать собственной судьбы.

Он глядел на нее, прищурившись.

Смертный Меч Кругхева стояла и следила, как семеро братьев и сестер собирают командный шатер. Кожа сложенных на груди мощных рук приобрела оттенок бронзы, казавшийся сходным с цветом здешней запыленной почвы. Солнце выбелило пряди волос, не влезшие под шлем, они вились паутиной по жаркому ветру. Если переговоры с Адъюнктом оставили раны, она не показывала их. - Сир, - сказала она, - Командор Эрек-Але не славится нерешительностью. Вот почему я избрала его командовать флотом. Вы призываете к себе нерешительность, думая, что у нас есть на это время. Но впереди слишком много вызовов.

"Но, треклятая дура, Ран'Турвиан видел, что будет. Мы предадим свой обет. Не вижу, как этого избежать" . - Смертный Меч, - начал он, пытаясь изгнать из голоса гнев, - мы присягнули Зимним Волкам. Наше железо - их воинственные клыки.

Она хмыкнула: - И война воистину близка, Надежный Щит.

"Когда ты стояла перед Адъюнктом, когда клялась служить ей и ей одной... тебя соблазнило величие момента? Да? Безумство!" - Мы не могли предвидеть, что запланировала Адъюнкт, - сказал он. - Мы не знали, как она намерена обмануть...

Женщина обернулась: - Сир, мне придется заткнуть вам рот?

Глаза Танакалиана широко раскрылись. Он выпрямился перед ней: - Смертный Меч, я Надежный Щит Серых Шлемов Напасти...

- Вы глупец, Танакалиан. Вы поистине великая моя ошибка.

В этот раз, поклялся он, нельзя отступить под напором ее недоверия. Он не уйдет в сторону, смущенный, съежившийся. - А вы, Смертный Меч, стоите передо мной величайшей угрозой, какую знали Серые Шлемы.

Братья и сестры прекратили возню с шатром. Видя стычку, к ним подходили другие. "Поглядите на себя! Вы знали, что так будет!" Сердце Танакалиана грохотало в груди.

Кругхева побелела. - Объяснитесь, Надежный Щит! - Суровый голос скрежетал. - Ради собственной жизни, объяснитесь.

О, как он жаждал этого мгновения, как воображал эту сцену. Надежный Щит лицом к лицу с Кругхевой. Запоминающие всё свидетели. "Какая чудесная сцена". Умозрительно он уже произнес все слова, голосом суровыми смелым, твердым и неколебимым перед яростью незадачливого тирана. Танакалиан медленно вздохнул, поглядел, как трясется от гнева Смертный Меч, и не дрогнул. - Адъюнкт Тавора - всего лишь женщина. Смертная женщина, ничего более. Не вам предлагать ей клятвы верности. Мы Дети Волков, не этой проклятой бабы! Поглядите, что вышло! Она прокладывает нам курс, она бьет в сердце нашей веры!

- Падший Бог...

- Худ побери Падшего Бога! "Когда бхедрин слаб и ранен, волки смыкаются над ним". Так написано! Во имя наших богов, Смертный Меч! Ему лучше умереть от нашей руки! Но всё это ничего не стоит - думаете, Адъюнкт Тавора даст медный грош за нашу веру? Она склоняется перед Волками? Нет.

- Мы идем на последнюю войну, сир, и война зовет нас. Напасть. Серых Шлемов - без нас война не станет последней! Я не потерплю...