Максим Субботин - Пламя обжигает

Зарккан вертел в руках кружку с настойкой. Сегодня он не собирался ее пить. Вряд ли от выпивки удастся отказаться вурсту, а хотя бы одна ясная голова ночью нужна. Рурк не особенно верил в вероятность повторного покушения. Но кто его знает. В конце концов, он раб Великого вождя. Его священная обязанность караулить сон вождя.

Зарккан сплюнул, отставил кружку.

Интересно, а если все получится - и здоровяку удастся объединить племена, а потом накрутить хвоста грайверам, - куда Рурк двинется? Допустим, выживет половина воинства дикарей. Или даже четверть. Куда они пойдут? Дома у них нет. Какой-то определенной цели, насколько понял Гракх, тоже. Жрут, трахаются да испражняются между делом. Хотя нет - еще поедают себе подобных. Время от времени. Сможет ли Рурк дать им альтернативу? Сможет ли направить их дикую жизненную силу в безопасное для окружающих русло? Или сам присоединится к исходу? А что - соблазн есть. Такая власть в руках...

Зарккан зевнул, покусал губы. Соблазн, соблазн... сидит здесь, стружку по бороде гоняет!

Два дня. Осталось всего два дня...

Феникс встретил путников распахнутыми воротами и двумя группами людей. Первые с оружием, стоящие по периметру гаражного блока, куда прибыли грузовики с беженцами из Нового Иерусалима. Вторые - с носилками, теплой одеждой и медикаментами. Эти принимали новых жильцов.

'Принимали новые проблемы', - как про себя думал Кэр.

У него не возникло проблем с тем, чтобы догнать остатки грузовиков. Те остановились примерно в пяти километрах от выхода из туннеля. Решали, куда податься. На его появление отреагировали с радостью. Вернее, они думали, что он привез ту, которая остановила поток грайверов. Он и привез...

Ее хотели похоронить тут же, по всем законам и с молитвами. Он не позволил. Был зол на них, на грайверов, на себя. На весь мир.

Они решили ехать в Феникс. Уговоры не потребовались. Но ему было уже плевать.

Сейчас же особняком среди людей убежища выделялся непонятно как затесавшийся сюда Хилки. Старик бродил среди беженцев и улыбался. Блаженный, чьи глаза наполнены вселенской любовью. Эрсати тошнило от одного вида сумасшедшего. Как того только отпускают одного? А если кого-то покусает или потеряется среди множества коридоров, сдохнет там от голода, а потом выскребай его останки? Странное дело, беженцы, которые нет-нет, а дичились, шарахались от представителей принимающей стороны, при приближении Хилки явно успокаивались. Тот же ничего не говорил. Только улыбался.

Улыбка исчезла только раз - когда Кэр достал из машины тело Дезире. Старик точно почувствовал это, тенью оказался рядом.

- Чего тебе? - грубо спросил эрсати - Хилки мешал ему пройти.

- Красивая девочка больше не дышит, - сказал старик и хотел было дотронуться до лба Дезире.

Кэр не позволил, отступил.

- Тебе есть кем заняться. Вон сколько живых. Похоже, они нуждаются в тебе.

- Хилки очень жаль... - голос старика дрогнул.

- Мне тоже, - эрсати твердо двинулся прочь. Только слез и причитаний сумасшедшего ему не хватало. Пусть лучше займется новоприбывшими, а заодно проверит - все ли они ищут защиты или некоторые задумали провести еще один теракт? Если в Иерусалиме все еще существует намерение внедрить внутрь стен Феникса своего человека - сейчас для этого наилучшее время. Здесь можно внедрить и сотню агентов. Другой вопрос: а нужно ли это? После того, что произошло в столице, Иерусалиму вряд ли в ближайшее время снова встать на ноги. А если все верно и его глава действительно погиб, то подняться не получится вовсе. Даже если отступят грайверы, снова удержать огромные территории под единым правлением просто некому. Добро пожаловать в анархию и к испытанному принципу выживания: каждый сам за себя.

Впрочем, сейчас эрсати было глубоко плевать и на Иерусалим, и, откровенно говоря, на Феникс. Он сам виноват в том, что случилось с Дезире. Только он. Винить больше некого. Срывать злость не на ком. Его предупреждали - он не послушал.

Какой итог?

Несколько сотен перепуганных беженцев. Это не военная сила - это обуза и ничто больше. Но его роль в их спасении сыграна. Дальше пусть работают специалисты убежища.

Кэр старался не думать о том, какую цену пришлось заплатить за их спасение. Для него она в любом случае слишком велика.

Он как мог быстро разобрался с насущными делами и растворился в коридорах Феникса. Подальше от знакомых, подальше от чужих: сочувствующих и безучастных. Голова не работала. Что делать дальше - непонятно. Цели, ясные неделю назад, разлетелись в ничто. А новых нет. Они появятся - эрсати знал, но пока предпочел скрыться от всего.

Единственное, что сделал прежде, - отнес тело Дезире в морг. Отнес на руках. Его встретили холод и стерильность обложенного кафелем помещения. Здесь затаилась смерть. Именно здесь она свила себе гнездо и выжидательно выглядывала в щель, открывшейся двери: кто же там пришел? На автомате он заполнил какие-то документы, затем положил тело девушки на один из столов. Застыл, всматриваясь в ее неподвижные черты лица.

Как такое может быть? Как он мог допустить ее гибель?

Человек рядом что-то бубнил о том, что все сделает сам. Чтобы эрсати не беспокоился.

Беспокойство? Наверное, сейчас бы даже Дезире не смогла прочесть в нем ни единой эмоции. Кэр закрылся, отгородился от мира толстыми каменными стенами. Сквозь них не пробиться. Он не пустит.

А потом он будто отключился и ушел. Не помнил, где был. Целый день просто выпал из памяти.

В голове крутились какие-то мысли, какие-то воспоминания. Они сливались в единый тягостный поток без начала и конца, даже без берегов. Сплошное студенистое марево. Вроде бы его пытались вызвать по коммуникатору, оставшемуся висеть на руке. Он не отвечал. А может, просто не слышал вызова.

За весь день в памяти более-менее отчетливо отложился только один момент: встреча с Ани. Каким-то непонятным образом он забрел в детские отсеки убежища. Или же встретил детей в одном из коридоров... не помнил. Только очнулся от пронзительного крика. Девочка чуть было не сбила его с ног, запрыгнула, обхватила руками и ногами.

Так они стояли несколько минут. Он не знал, что сказать. Она - притихшая, точно мышь.

И все же она задала вопрос, которого он боялся:

- Где Дезире?

Он пробурчал что-то невнятно, неуклюже оторвал малышку от себя. Она поняла. Кэр все видел по ее глазам - большим и дрожащим от скапливающихся в них слез. А потом он просто ушел. Не говоря больше ни слова. Даже не ушел - убежал. Позорно, боясь ее слез, ее расспросов, ее горя.

В тот день Кэр так и не напился, хотя очень хотелось. Несколько раз он уже решался послать всех к чертям и по самую макушку залиться какой-нибудь гадостью, которую гонят в убежище. Но что-то останавливало. Сам не мог объяснить. Стыд? Он не знал.