Сергей Мельник - Барон Ульрих

Я замер посередине комнаты, с удивлением рассматривая свои руки, не в состоянии осмыслить тот факт, что, по всей видимости, мое тело — вовсе не мое!

Через голову, запыхавшись, стянул с себя какую-то латаную-перелатаную рубаху, оглядывая тело и непроизвольно издавая стон. Что за бред?! Как такое возможно? Я, сорокалетний мужик, вновь стал ребенком!

— Уна! — вскрикнула женщина, входя в комнату и видя меня, застывшего с открытым ртом. — Кавим да мерте ма? (Зачем ты встал, сынок?)

В полной прострации, на грани безумия я плюхнулся прямо на пол, ощутив, как подо мной подломились от слабости ноги. Это было выше моего понимания: женщина заговорила на незнакомом языке, а мой мозг услужливо подсказал перевод слов, которые я просто физически не мог знать.

Женщина легко подняла меня на руки, поглаживая по голове и шепча мне про то, что я не должен вставать, я еще слишком слаб, мне нужно отдохнуть и прийти в себя. Она говорила без умолку, то улыбаясь, то заливаясь слезами, качая меня на руках и расцеловывая.

Я же молчал, осознавая, что ничего не понимаю, и ощущая непомерный страх от того, что произошло нечто не укладывающееся в обычные рамки моей жизни. Что же будет теперь? Кто я теперь?

Звали меня эти люди Уна, и я действительно был ребенком. По моим прикидкам, ощупываниям и тому отражению, что удалось рассмотреть в луже перед крыльцом, было моему телу от семи до восьми лет. Худощавый, светловолосый, впрочем, как и практически все население небольшой деревеньки, где я очнулся.

Около трех десятков приземистых, укрытых охапками камыша домов, таких же незатейливых сараев и кромешный лес вокруг — вот что представляла собой деревня Дальняя.

Немного отойдя от первого шока, я волей-неволей начал как-то адаптироваться и попытался узнать о том, где я и что же меня ждет в дальнейшем. Чем мне руководствоваться? Куда бежать? Кто мне поверит, а если поверит, каковы будут последствия?

С помощью женщины, которая меня вылечила, я стал выходить на улицу, чтобы посидеть на крыльце, где меня ждал мой всегдашний компаньон, древний дед Охту, отец моей мамы Иши. У деда один глаз был почти полностью закрыт бельмом катаракты. Моей подружкой была и вертлявая, вечно сосущая палец девочка Ви, дочка соседа, которая еще плохо говорила и была младше меня, хотя занозой была той еще, постоянно бегала и крутилась вокруг меня, выдавая все мои шаги матери.

Все было просто до ужаса и примитивно до невозможности. Дома собраны без единого гвоздя, земляной пол и протекающие крыши. За удобствами — во двор в яму, пищу готовили во дворах, под навесами на костре, а на зиму, когда снега заметали все по самую крышу, худую скотину заводили в дома, чтоб не померзла, да и теплее так — получалось со слов старика Охты.

Все население деревни жило практически полностью за счет охоты, лишь по весне распахивая два поля неподалеку засеивая их пшеницей. Один колодец в центре деревни, впрочем, больше для скотины, так как в основном ходили к небольшой речке, где стирались да набирали воды впрок.

— Дед. — Я сидел на крыльце, греясь под лучами утреннего, еще не жаркого солнца, с трудом переваривая то, что сейчас весна, а не осень.

— Ась? — встрепенулся тот, видимо, проснувшись.

— А что со мной случилось? — медленно подбирая незнакомые слова, спросил я, удивляясь этому странному и непонятному умению нового языка.

— Магия, внучек. — Дед, задумавшись, пожевал губами. — От деревни повезли барону долг свой весенний. Прошли через лес, прошли деревню Речную и Ближнюю, вышли к городу. Стали ждать барона с его управляющим, а тут какой-то маг столичный проезжал, худющий, страшнющий, весь такой благородный, а ты бегал, с пацанвой игрался и не усмотрел, как под коня к нему чуть не залетел. Конь-то хоть и статный, а шуганулся от тебя, тот маг чуть и не вылетел с седла, осерчал, стало быть, знатно.

— И что? — спросил я, видя, что дед, похоже, замолчал надолго, копаясь где-то в глубинах своей души.

— Кто его знает? — Дед пожал плечами. — Мы-то и не видели, это Ви, твой хвостик, к нам прибежала в слезах, когда подошли, ты лежал без чувств на земле и пар от тебя шел, вроде ты как из бани али из печки выпал.

— У-у-у-н-а-а-а! — протянула девочка, большущими глазищами меня разглядывая, после чего протягивая мне ко рту обсосанный свой палец.

— Нет, спасибо. — Я отодвинул руку девочки, вновь переключая внимание на деда. — А где мы находимся?

— Что значит — где? — Дед удивленно на меня посмотрел. — Дома, понятное дело, где ж нам еще быть-то?

— Не, ну понятно, что не на луне. — Дед хмыкнул моей шутке. — Я спрашиваю, про место нашего дома, что это за лес, что за город, что за страна?

— Ну лес как лес, Диким кличут, город Касприв на землях барона Рингмара. — Я кивал, поощряя деда к диалогу. — Барон в графстве Миртов, пятеро их, стало быть, в графстве, баронов которые. Ну а что со страной-то не так?

— Я не знаю, ты мне скажи, — спросил я, глядя на удивленного деда.

— Ты что это, внучек, забыл, что мы в королевстве Финорском? — Он озадаченно чесал макушку.

— Дед, меня этой самой вашей шандарахнуло, магией. Я с трудом вспомнил, как меня звать, а ты удивляешься, что я не помню королевства. — Линию и легенду об амнезии мне волей-неволей приходилось поддерживать.

Ох, и странные дела творятся! Я человек, прошедший чуть ли не полжизни, нахожусь в теле мальчишки, говорю на незнакомом мне изначально языке, в дремучем, убогом уголке, где никто слыхом не слыхивал про электричество, телефон и Россию. Живут чуть ли не собирательством, говорят о королевстве, вокруг дремучий лес. Кто сошел с ума: я или этот мир?

А эти их рассуждения о магии, словно о чем-то само собой разумеющемся, что это? Вся деревня увешана амулетами, пучками трав, какими-то перышками и узелками, все верят в лесных духов и прочую мутотень. Что за дикость? Вопросы, вопросы и вопросы.

Здоровье мое постепенно налаживалось. Появился аппетит, я стал прогуливаться и помогать по хозяйству. Мне, доктору медицинских наук, пришлось выгребать козьи каки из-под трех сволочей, которых держала моя новая мама Иша. Я кормил сидящих в клетках фазанов, одомашненных в деревне вместо куриц, таскал воду в деревянных ведрах с речки, помогал деду выделывать в золе и соли шкуры животных.

По моим уже осознанным подсчетам, получалась третья неделя моей новой жизни. Душа моя металась испуганно, я узнавал мелочи, но не понимал или, вернее сказать, не мог до конца принять главное. Все теперь будет по-другому, нет больше того меня, нет больше моего города и моей прежней жизни. Есть что-то другое, похоже, это навсегда и, что самое главное, мне это нравится.

О чем я думал? О многом, о параллельных мирах и реинкарнации, я думал о магии и высоких технологиях, мне в голову даже приходили мысли об экспериментах инопланетян, впрочем, все это были лишь рассуждения и домыслы. Вариантов тысячи, а правда одна и, как говорилось в одном из знаменитых сериалов, «где-то там…»