Юрий Горюнов - Призрак нереального (сборник)

Идя к машине, я прокручивал в голове смысл беседы. Да, все-таки она не ординарная личность, видимо ей довелось хлебнуть в жизни всего. Многие задаются вопросами, но не многие могут на них ответить, а она не получая ответа, сама находит объяснения.

Пока я возвращался домой, то постарался не погружаться в свои мысли, а только следить за дорогой и когда я вошел в квартиру, Вика была уже дома, и я рассказал ей о встрече.

— Да, видимо, тебе самому пора задуматься об ответах.

— Почему?

— Ты становишься философом, это возраст, когда задаешь вопросы самому себе и не получив ответа сам себе отвечаешь. В молодости проще. Там ответ находится быстро.

— Возможно. Но как искать ответ? — задал вопрос я сам себе.

Уже лежа в кровати, и думая о прошедшем дне, незаметно для себя стал задавать мысленно те же вопросы. «Если ты существуешь, то почему мир таков? Я не уполномочен быть судьей от имени человечества, но вопросы к тебе, от тех, кто их задавал, остаются без ответа. Так почему ты не снизойдешь, чтобы ответить на них? Разве так трудно? Или мы не достойны этого? Тогда зачем создавал? Родители должны давать ответы своим детям. А кто мы для тебя?» — крутились мысли в голове. В этих раздумьях я и заснул.

Время летело своим чередом и потихоньку видение той ночи и встреча с Ириной Сергеевной стали уходить в глубины памяти. Выбираться к Ирине Сергеевне не было возможности, да и повода. «Зачем я к ней приеду? Чай пить? Вести разговоры о духовном?» — задавался вопросами. Мне хватало текущей действительности. Я старался не ворошить память, давая ей возможность, когда надо, проявиться самой. Да, в общем, и ворошить-то было нечего. Мало ли у нас бывает видений, встреч. Память сохранит, конечно, но потребности для реальной жизни в этом не было. Все мы заняты добыванием хлеба насущного. А возвышенном? Я не считал, что думать о чем-то нравственном — потеря времени, но и предаваться этому не хотелось. Я обычный человек, со своими достоинствами и недостатками, и живу реальной жизнью. Разве только в кругу близких друзей можно просто рассуждать, за бокалом хорошего вина, о смысле жизни, о ее превратностях и неожиданностях, которые порой она преподносит. Применять извечное сослагательное наклонение с частицей «бы». Если бы и так далее. Вот тогда можно просто говорить, зная, что результата не ждешь, и что беседа ради беседы, когда не надо напрягать мозги, надеясь, что они есть и еще пригодятся в другой ситуации.

Так прошло около двух недель. В один из будних дней, который отличался только тем, что был понедельник, я вел в клинике прием пациентов, основную часть которых составляли пациентки. Меня не смущало, что впереди рабочая неделя. День выдался ясный, солнечный. С утра я проснулся с хорошим настроением и с ним же отправился на работу, которая при всей ее сложности общения, мне нравилась. Ничто не предвещало неожиданностей.

Так вот. Пациентки в основном были дамами состоятельными, и доставляли некоторые неудобства в общении, капризничали, вели себя высокомерно, правда, меньшинство. Разрыв между приемами составлял не менее десяти минут, чтобы исключить их сидение в очереди и не давать возможности им встречаться в коридоре лицом к лицу. Не все они любили друг друга, да и лица у всех были разные при общении. Каждая приходила на прием со своими вопросами, проблемами, которые сами себе и придумывали. Я, действительно научился видеть их глаза, в которых была просьба, надежда, уверенность, лукавство. Да, были и такие, которые откровенно пытались привлечь мое внимание, как мужчины, к себе, к своим формам. Что скрывать, часто они радовали глаз, но я надеялся, что в силу их капризности, больше их не увижу, понимая иллюзорность своих желаний, так как они приходили в дальнейшем на процедуры.

Рабочий день подходил к концу и был перерыв между приемами, когда ко мне зашел заведующий отделением, мой приятель Константин. Войдя, он устроился в одном из кресел, коих в кабинете было три, и посмотрел сквозь окно.

— Замечательная погода сегодня. Сейчас бы не здесь сидеть, а на веранде, где-нибудь за городом и в молчании созерцать природу.

— Ты ко мне про природу пришел поговорить или по делу?

— Нет в тебе романтики, Дима. О делах наших говорить скучно, а о прекрасном — возможность дать отдохнуть душе.

— Да ладно. Ты и о душе!

— Да, представь себе, ничто человеческое мне не чуждо. Созерцать природу и чтобы рядом сидело милое создание, а главное, молча, которое тоже радовало бы глаз, и считать ее частью пейзажа.

— Зачем тебе немая?

— Ты циник. Чаще всего, как показывает мой опыт, очаровательные создания имеют сногсшибательную внешность, которая заменяет отсутствие всего остального.

— Ты, Костя, не там опыта набираешься. Есть и иные.

— Может быть ты и прав, но мне не встречались. Меня привлекают формы, все остальное вторично. Но я заскочил к тебе попросить об одном одолжении.

Я сделал удивленное лицо и спросил — Ты! Об одолжении! Эти два понятия в тебе не совместимы. Ты всегда привык указывать и не просить, а брать.

— Смешно. Покопаться бы в твоей родословной и узнать, нет ли у тебя в роду плотников.

— Почему именно они?

— Шутки плоские и отполированы.

— Стараемся, полируем, надо же, как то начальство привечать. Но все-таки что за одолжение? Хотя мне было приятнее поговорить о природе, о прекрасном.

— Кто бы сомневался. При твоей работе надо давать отдых глазам, которые видят за день столько прекрасных тел, но, увы, я по делу. Я посмотрел записи к тебе на прием и хочу попросить тебя принять одну женщину завтра после окончания работы.

— Она конечно прекрасна, необыкновенна? — иронично перебил его я.

— Да. Очаровательная женщина, но в ней есть что-то такое жесткое, холодное. Красивые глаза, приятный овал лица, но вот кожа на щеках грубоватая, как-то не вписывается в общий облик. Линия подбородка, линия губ очень уж энергичны. Надо все это скрыть.

— Что, когда касаешься щеки обдираешься? Ты присмотрись, вдруг это мужчина?

— Огорчу тебя — женщина.

— Если она так хороша, тогда что ей надо у меня? Я не занимаюсь хирургией.

— Она хочет процедуры, чтобы кожа была мягче, чтобы убрать, скрасить свою холодность.

— Знаешь, я не хирург и не стилист, ты ей наобещаешь, что я волшебник и с этим мнением она и придет.

— У тебя извращенный ум от частого созерцания женских лиц. Просто хорошие процедуры по твоему рецепту.

— Извращенный ум? Как я с тобой работаю, не могу понять. А главное, за что мне такой начальник? — улыбнувшись, я адресовал ему вопросы.

— Работаешь наверняка для того, чтобы получать заработную плату. Но ты себя переоцениваешь, называя это работой. Люди деньги платят, чтобы посмотреть полуобнаженные женские тела и красивые лица, а ты их руками трогаешь. Сказка, а не работа для сексуально озабоченных.