Дмитрий Колотилин - Шахматы Богов

Внутри старой небольшой пещеры, приспособленной под жилище, потрескивали дрова в очаге, подогревая заполненный тающим снегом котел. Вход добротно заделан каменной стеной и тяжелой плотно сколоченной дверью из железного дерева, оббитого поверх панцирями каменистых броненосцев. С внутренней стороны подвешенная длинноворсная шкура заслоняла дверь, великолепно защищающая от безжалостного холода и ветряных свистов. Потрескивающие угли в очаге разгоняли тишину и мрак пещерного внутреннего обихода в ожидании прихода хозяина.

Снаружи непогода разыгралась не на шутку, вьюга становилась все сильнее, словно Хозяин Льдов осерчал и в гневе выпустил из ледяной темницы все ураганные ветра. Сквозь неистовые порывы по засыпанной тропе медленно пробирался человек в меховых одеждах, лицо пряталось за маской. На плечах человек тащил тушу пойманного лохматого зверя. За поясом висели два коротких топорика, сбоку на бедрах ремнями закреплены два охотничьих ножа. Ноги утопали в снегу, туша вдавливала еще глубже, каждый шаг требовал усилий. Встречный ветер стремился сбить с ног, завалить на спину, смести прочь дерзкого смертного. Вход пещеры заметает снегом, пряча его под толстым слоем. Несколько шагов по заваленной снегом тропе, и человек проваливался в снег по пояс, но продолжал идти вперед, сражаясь с неистовой природой. Туша рухнула с плеч на снег, почти целиком погрузившись в белую массу. Перед человеком стояло четверо в плотных одеяниях, на тех не было мехов и масок, старые полусгнившие бинты прятали лицо и ладони, короткие гибкие мечи. Их не беспокоил холод, не смотря на легкие для данных мест одежды, их не беспокоили ветер, снег. Незримые взгляды устремились на человека, бездвижно стоявшего перед ними, снег, гонимый ветром, цеплялся за тела, обволакивая в белые доспехи. Никто не рвался начать.

Мгновения ожидания растянулись в бесконечность, четыре непрошенных гостя неподвижно стояли у входа в пещеру, с одной стороны тут же покрывающиеся снежным покровом. Человек спереди также стал походить на белую статую. Вдруг, словно по приказу, четверо одновременно выпрыгнули из снега и побежали по его поверхности, словно под ногами была твердая дорога. Малые частицы поднимались ступнями, остальные даже не приминались. Падающие снежинки, замерев, разбивались о тела бегущих на человека. Вырвавшиеся из ремней ножи разорвали воздух и вонзились в тело одного из противников, не причинив желаемого вреда. Клинки, просвистев и разрубая хлопья снега, с искрами встретили лезвия ножей. Мгновенные удары встречали столь же мгновенные преграды лезвий, и ветер уже не был столь быстр и всесилен, и вихри снега рассекал еще более сильный вихрь ударов. Первый приблизившийся попытался зацепить мечами, но, получив сильный удар ногой в голову, отлетел на десяток шагов, ударившись в скалу и вминаясь в нее. В это же мгновение посыпались вереницы ударов, напавшие раз за разом пытались зацепить острыми лезвиями клинков ускользающего в последний момент противника. Уже не осталось ни одной снежинки, не рассеченной лезвиями в бессильно застывшем порыве, воздух не успевал отстраниться от беспощадного металла. Уходя от острых клинков, он успевал наносить столь же стремительные удары, ворс меха с каждой атакой становился короче от проскользнувшей на смертельном расстоянии холодной грани. Его ножи продолжали торчать из груди напавшего, а топоры достигали цели, но не могли заставить навсегда припасть к мерзлой земле. Сильные удары отбрасывали в сторону, мгновения для атаки остающихся переходили в ответные удары вновь вернувшимся атакующим. Бинты и одеяния убийц местами разорвались, и из рваных лохмотьев сыпался пепел, застывающий в воздухе подобно снежинкам, стоило только на волос отлететь в сторону. По меху одеяний человека пробилась небольшая струйка, мгновенно придавая ворсинкам красный цвет. Он отскочил в сторону, течение времени возвращалось к прежнему темпу, снежинки ускорялись. Силы покидали изнеможенное тело, струйки крови становились все шире, капли падали все чаще. Атаки на мгновение прекратились, враги готовились к последнему удару. Капли крови падали на лезвия топоров и вспыхивали в тот же момент. Раны раскрылись, и кровь брызнула, покрывая все тело, стекая по рукам и окропляя лезвия, вспыхнувшие белым пламенем. Пламя перекинулось по всему телу, сжигая одежду, но не трогая человека. Он шагнул навстречу летящим врагам и проскользнул между просвистевшими лезвиями, нанеся ответный удар по стоящему впереди противнику, тот мгновенно вспыхнул. Оставшиеся трое будто бы не обратили внимания и вновь атаковали. Лезвия ближайшего разлетелись, ударившись в пылающее тело человека, его топор рассек тому голову, и пламя тут же перекинулось на бинты, пожирая целиком. Человек выхватил из пожираемой пламенем изнутри груди до сих пор торчащие и тут же вспыхивающие ножи и метнул их в оставшихся. Они проигнорировали принимающиеся гореть летящие ножи и остановились, пожираемые пламенем. Пылающие топоры через мгновение прекратили подобие существования оставшихся противников. Человек упал на истаявший снег, кровь не переставала пульсировать из ран, фонтанами окропляя снег. Сил встать уже не было.

- Время еще не пришло.

Мужчина поднял голову - перед ним стоял человек в ало-черных доспехах.

- А ты еще кто? - успел он только произнести, утрачивая последние отблески сознания.

***

Ничего вокруг, лишь мрак и тишина. Он был здесь уже и не раз, на краю. Стоит сделать один шаг, и возврата не будет, все утратит смысл, придет умиротворение и безразличие ко всему. Стоит сделать один лишь шаг. Все просто, предельно просто. Не будет боли, не будет страха, не будет ничего. Лишь свобода и вечность. Стоит сделать лишь один единственный шаг навстречу небытию.

***

Непереносимая пожирающая боль в каждой частице тела, разрывающая изнутри, напомнила, что он еще жив. Глаза болели, когда были закрыты, и при любой попытке открыть боль была еще сильнее. Еле слышимое завывание ветра снаружи отзывалось в ушах всесокрушающим громом, треск хвороста в очаге порождал сильнейшую боль в голове, словно ее поместили в огромный колокол, и ударили по нему. Пошевелиться невозможно, любое малейшее напряжение заставляет забыть о прежней боли сильным всплеском новой еще более сильной. Даже мысли, обрывающиеся и смешивающиеся в новые мысли, тонущие в бесконечном потоке все тех же беспорядочных мыслей, порождали непереносимую боль.

Кто-то подошел, и шаги его грохотали в голове тысячью громов, залил что-то горячее в рот. Жар, глотки - новая боль. Боль в животе, нахлынувшее забвение. Боль стихла.

***

Деревянные игрушки разбросаны вокруг, маленькие мальчишечьи ручонки схватили бережно обструганный деревянный меч. Он словно сиял в детских глазах, почему-то именно этот кусочек дерева ему сейчас был дороже всего среди всех этих игрушек, бережно разложенных вокруг. Солнце немного припекало, грея голые ножки и землю, на которой он сидел голой попой прямиком на траве, издавая звуки радости при игре с "палочкой".